Читаем Спелый дождь полностью

Кричал в пространство:

«Отче наш!»

Но Отче

Изгнан был из храма.

Ползли нерусские кресты.

Глотали танки жизнь и версты...

И потому меня прости,

Когда завидовал я мёртвым.

Когда, казалось, сокрушён

Несокрушимый дух России -

Я припадал к земле душой

И болью

Вечно негасимой.

154

БЕЖЕНЦЫ

Деревья

Ветры обмели.

Машинам мокрым голосуя,

Застыли одиночки лип.

Дожди плетутся в даль косую.

Я помню -

Вот такой же день,

Тянулись беженцев обозы

Через разъезженную озимь

В тревогу мокрых деревень.

Под этим небом,

В этом поле

Кому кричать?!

Мы все равны,

Единые судьбой и болью.

Уже кочует полстраны.

И где конец,

И где тепло -

Ответа нет.

Одни вопросы...

И нас уносит под уклон,

Как эшелон

Без паровоза.

* * *

Лунно. Полночь. Луга.

Дремлют кони.

Костерок дымовой на лугу...

Так хочу

Это видеть и помнить,

И прощаясь,

Забыть не могу.

Только взглядом молю, призывая,

Чтобы крик не вспугнул:

«Где же ты?!»

Но в пыли и в дыму Лозовая.

И себя не узнать сквозь бинты.

Подмените меня, замените!

Поезда на горящих путях.

В поднебесье

Разрывы зениток -

Словно белые шапки летят.

Жгут стопы

Раскалённые сходни.

Дальше - поздно.

За насыпью - пост.

И горит меж былым и сегодня

Перебитыми крыльями

Мост.

155

* * *

Мне шел одиннадцатый год,

И не моя вина,

Что не дошел он - что его

Оборвала война.

Слепой, истошный вопль в овсе -

Шли танки с трёх сторон,

Давили, били, рвали всех

Без всяких похорон.

На равных

Бой

И крик - ура!

Багряный след в овсе...

И насмерть бил, как били все.

И пропадал - как все:

Стреляю. Плачу. Кровь в зрачок.

Бью в башни, по крестам.

Но под разъездом Казачок -

От пули в бок

Устал.

Устал... Усталости конец -

Убитых братьев зов.

И пил в одиннадцать сырец,

С багровою слезой.

Мне говорят:

«В стихах не плачь!»

И сразу вижу их:

Идет со шмайссером

Палач...

«Их шиссе!»* - не живи!

А я живу. Назло врагу,

Безликости назло.

Где плохо - плачу,

Не могу,

Пред павшими в долгу.

За каждый город и село,

За каждую семью -

В лицо запретчикам смеюсь

За всех, кого смело.

Я вправе говорить за всех,

За всю «братву-славян»!

Кто, ворогу кадык сломя,

Шел под Анадырь

В снег.

Пришел или остался там

Без почестей и дат.

И честь, и память их свята -

Я сам из тех солдат.

* Я стреляю (нем).

156

ИРИНА

Полстолетья кружится

Граната волчком.

Ты упала

На жёсткую наледь

Ничком

В сорок третьем,

Весной

Меж гранатой и мной...

* * *

Боль безъязыкой

Не была.

Умеющему слышать - проще:

Когда молчат колокола,

Я слышу звон

Осенней рощи.

Я помню -

В зареве костра

Гортанные чужие речи,

Что миром будет

Править страх,

Сердца и души искалечив.

Так будет длиться -

К году год,

Чтоб сердце праведное

Сжалось,

Любовь

Навечно отомрёт,

И предрассудком

Станет жалость...

Но дух мой верил

В высший суд!

Я сам творил

Тот суд посильно,

Чтоб смертный

Приговор отцу

Не подписать

Рукою сына.

ПЕХОТА

...За сто шагов до поворота,

Где Ворскла делает дугу,

Далёкой осенью

Пехота

С землей

Смешалась на бегу.

И стала тихой и свободной,

Уйдя в прилужья и поля

Сырой земли

157

С преградой водной

У деревеньки Тополя.

Подбило память серой льдиной:

Я не хозяин здесь, не гость.

За всё про всё -

Надел родимой,

Моей земли

Досталась горсть.

* * *

Для кого и зачем

Из сегодня,

Спотыкаясь

О память и явь,

Я бегу

Под горящую Готню

По разбитым

Осенним полям?

Через смерть,

Через сжавшийся ужас...

Может, где-то

Не все сожжено.

Может, снова кому-то я нужен

С индпакетом,

С краюхой ржаной...

Обгоревшее

Детское счастье!

Батарейный накатистый гул.

Строевые сибирские части

С чернотою

Запекшихся губ.

Отболели

И зажили раны.

И не пахнет

Нагаром в стволе.

Но дымится

Земля под ногами -

Десять лет,

Двадцать лет,

Сорок лет.

* * *

Живых из живых

Вырывали без списков осколки.

И вечностью было -

До третьих дожить кочетов.

Мы шли в неизвестность

На год, на мгновенье, на сколько?

Живые с убитых

Снимали в дорогу - кто что.

В большом лиховее

158

Достаточно малого блага:

Ладони в колени,

Свернуться, в скирду завалясь.

И грела живого

Пробитая пулей телага,

Так нынче - уверен -

Не греют тузов соболя.

И снилась не бойня,

Не трасс пулемётных качели:

Мне - кони с цветами в зубах,

Их несла половодьем весна.

О сколько ж их было

В судьбе моей,

Страшных кочевий!

И видевших сны,

И не вставших из вечного сна...

НА ВЕТЕР, НА ОСЕНЬ

На ветер, на осень

Развеяло выстрелов залпы.

Могила и каска -

В октябрьском дожде, как в росе.

Мы завтра уходим

Вторым эшелоном на запад,

А ты остаёшься...

В нейтральной пока полосе.

Не слепишь игрушек

Из глины окопной - на взгорье,

Невесть для кого

Их в пустое поставив окно.

Не выпьешь из кружки

Сырцовую мутную горечь,

Как коркой, занюхав

Потертым шинельным сукном.

Но кто-то, когда-то,

Друзья фронтовые, солдаты

Присядут и выпьют,

Без слов, без боёв, без побед,

И тихо прошепчут:

«За всех - до конца не дошедших,

За позднюю славу

И вечную память -

Себе».

* * *

Сторона моя

В дальней пороше,

Ветер бешеный,

Бьющий, как плеть!

Для кого мне,

159

Жалея о прошлом,

В настоящем себя не жалеть?

Хлеб мой горький -

Дорожный мой камень.

Сумасшедший прищур амбразур.

Почему

Пропылившее в память

Так легко

И так тяжко несу?

Сторона ты моя

В поле белом!

За тебя,

Разорённый уют,

Наливаю стакан до предела,

Через край - за разлуку свою.

За живых,

За погибших когда-то,

Ставших пеплом

В пожарищах битв...

Да, мне жаль,

Что я не был солдатом.

Да,

Мне жаль,

Что я не был убит.

ХЛЕБ

Поле,

Полюшко послевоенное...

Как ни бейся,

Как слёзы ни лей,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология