Можно было объяснить поведение государя. Он был разным, порой, да чего уж тут, часто, вел себя так, как будто и не важно, как он выглядит. Он — самодержец, он право имеет! Но дворянство не порото, оно вопросами чести забавляется, когда нелепый чих становится причиной для драки насмерть. А тут с ними государь обращается так, что впору стреляться. А еще многие недовольны тем, что при Павле стало сложнее красть. Крадут все равно, но государь поставил новых людей у главных бюджетных кормушек, и они лакают от туда молоко, ревностно относясь к тому, что нужно делиться.
Так что общество не любило императора и боялось его, понимая, в том числе, что Павел в любую минуту может спросить: «А ты кем был при моей матери-узурпаторши? И что ты говорил обо мне в те времена?» Ну а Павел не любил большую часть общества, зная, что они лицемерят, что когда он был наследником, никто не говорил о том, что он, именно он, и есть законный правитель, а не эта немка, которая его родила.
Вместе с тем, Павел Петрович любил свою семью. Если сыновей он старался держать в строгости, считая, что Екатерина, их бабка, разбаловала, прежде всего Александра. То девочек, Елену, Марию, Александру и других, очень любил и считал, что обязан опекать своих дочерей, ну а сыновья — мужчины, сами о себе позаботятся.
И сейчас какой-то выскочка шведский унижает и обижает его дочь? Да и его, императора? Спасти Александру! Но как? Была надежда на то, что канцлер поможет. Безбородко — он хитрый лис, он что-нибудь придумает. Вот и вел себя Павел так, будто он не император, а канцлер не всего-то один из верноподданных русского государя.
— Не смейте в моем присутствии умирать! — сказал Павел Петрович, наблюдая, что канцлеру становится хуже. — Ну же, Александр Андреевич, потерпите, скоро найдут медика. Но все равно, давайте решать, что делать с Александрой!
Глава 15
Глава 15
Петербург
24 января 1799 года
Я не находил себе места. Уже все знали, что началась война, правда пока не так, чтобы понятны расклады кто за кого и с кем. Англия? Вроде бы, да. Швеция? О войне в ней уже давно говорят. Османы? Очень даже может быть. Воевали же сколько раз с ними, прошло уже время, пора вновь показывать туркам, кто хозяин в Северном Причерноморье. Но более всего интересующиеся политикой люди склонялись к тому, что Англия далеко, а шведы — вот они. Значит будем биться с Англией на шведской земле.
При дворе вовсю обсуждали возможности русского и шведского флотов и приходили к непатриотичным выводам, что русским флотоводцам, особенно если они будут себя вести так, как бесславный адмирал Хадыков в битве под Копенгагеном, ничего не светит. Прошло минут десять с того времени, как государь ушел в сопровождении канцлера, а придворные уже успели поголовно стать экспертами морских сражений и знатоками истории и современности шведского флота.
Учитывая большое скопление народа, историчность момента, да и то, что Павел со своим гневом удалился, я лично пошел посмотреть обстановку. Нужно же определить количество едоков, сколько готовить блюд, какие именно подавать вина, да и вообще, какова обстановка. Но еще меня терзало любопытство. Вот почему я не узнал об сражении Хадыкова и датчан против Нельсона раньше императора? Плохо работаем. Впрочем, не так давно в Англию отправилась почти что вся резентура, которая была в русских портах. Там свои задачи будут у людей. Продолжаем раскачивать Туманный Альбион.
— Вот вы, срочно, к государю! А еще у канцлера что-то похожее на начинающийся удар, — почти что не чинясь, запыхавшись, видимо, презрев все правила, лакей Степан обращался ко мне.
— Где? — решительно спросил я, не став выговаривать лакею.
— Второй кабинет его величества, — скороговоркой отвечал Степан.
— Аптечку туда! Холод и теплую воду! — уже выкрикнул я, когда бежал в сторону второго кабинета императора.
Я, оттолкнув в сторону ставшего на моем пути гвардейца, влетел в кабинет к императору и увидел сидящего на диване канцлера и стоящего рядом с ним императора.
— Я считал, что ваши манеры несколько лучше, господин… пока еще обер-гофмаршал, — сказал Павел Петрович.
— Ваше Императорское Величество, — максимально почтительно говорил я. — Я посчитал, что господину канцлеру плохо и посмешил оказать ему помощь.
— Вы еще и медикус? — со скепсисом произнес государь.
— Ваше величество, это проект Сперанского. Если со мной что сделается, выслушайте его, прошу вас, — сказал Безбородко и вот теперь я увидел то, что ему ну очень плохо.
— Сына себе нашли, Александр Андреевич? Своих не родили, так вот… Впрочем, вы всегда отличались прозорливостью, и сына себе выбрали с большим будущем, если его не съедят. А это весьма возможно, даже я могу не успеть помочь, — говорил император, а я уже стоял с подушечкой во изголовье Безбородко.
— Ваше величество, вы позволите оказать помощь его сиятельству? — спросил я.
Павел Петрович сделал два шага в сторону, давая мне возможность действовать.