Спеши вниз

Нескладно скроенная фигура нерешительно приостановилась, водянистые глаза глядели поверх роговой оправы. Мозг наставника вяло постигал, что это еще за новое беспокойство. Локвуд пожевал губами — ясно было, что он старается вспомнить прежде всего, кто это, а затем принадлежит ли он к числу теперешних воспитанников или из уже выпущенных. Потом он заметил Веронику, и голодное выражение сменило обычную его озабоченность.

— Э!.. Э… — тянул Локвуд и сделал длинную паузу.

Он снял очки и, вытащив коричневый металлический очешник, положил их туда. Потом засунул футляр в карман, достал еще один такой же. Оттуда он извлек другую пару очков, на этот раз в блестящей металлической оправе. Они так и остались у него в руке. Два маленьких яйцевидных зайчика, отражаясь от их линз, мягко запрыгали по траве у самых сандалет Вероники. Чарлзу показалось, что если один из них попадет и хоть на секунду задержится на ее ноге, то опалит кожу.

— Так это вы, Ламли, — сказал наконец Локвуд. — Не видал вас с самого выпуска.

— Я вас также, — решительно заявил Чарлз.

Тут наступила новая пауза: двое из большой компании юных соискателей ученых степеней развалистой походкой проследовали мимо, и, так как Локвуд стоял шагах в семи от шезлонга, они прошли перед самым носом Чарлза и Вероники, прервав начавшийся разговор. Сделали они это без всякого стеснения или извинений. Один из них рассказывал скользкий анекдот, но ни на йоту не приглушил свой зычный голос: «А когда они стали возражать, — говорил он, — она только заметила: «Что же вы хотите, чтобы я держала это в гостиной?»

Когда они отошли, Чарлз сказал:

— Ну, само собой, я должен был зарабатывать на жизнь.

Он не спешил представлять Веронику: пусть Локвуд подождет этой чести.

— Зарабатывать на жизнь? — осторожно переспросил Локвуд. — Ну, это всем нам приходится делать, — прибавил он с намеком на добродушие. — А в какой, э… области, в какой?..

— Ну да, зарабатывать, — сказал Чарлз, делая вид, что он хочет быть точным. — Но, конечно, пока я получаю только основной оклад, пока я еще прохожу курс усовершенствования.

— Да?

— И, конечно, еще некоторое время меня не переведут на полную ставку.

— Да? — сказал Локвуд уже несколько нетерпеливо.

— Но в несколько месяцев курса не пройдешь!

— Какого курса? — раздраженно вскричал ученый муж.

Овальные зайчики дернулись, скользнули по икрам Вероники и остановились на подоле ее юбки. Пора было вставать.

— Позвольте представить вас, — сказал Чарлз, поднимаясь с шезлонга. — Вероника, это мистер Локвуд, о котором я вам столько рассказывал. А это мисс Родрик.

— Очень рад, — произнес ошарашенный Локвуд.

Он стоял в лучах солнца, покачиваясь и переводя с одного на другого взгляд обалделого быка.

Вероника ответила ему соответствующим приветствием. Затем последовало молчание, и, раньше чем они нарушили его, какой-то молодой человек с преждевременной лысиной, обогнув цветочную клумбу, приковылял к ним на коротких ножках.

— Что касается этих бумаг, Локвуд… — продолжал он, видимо, начатый прежде разговор, совершенно не обращая внимания на Чарлза и Веронику. Очевидно, это был коллега Локвуда с другого факультета.

Чарлз и Вероника медленно двинулись с места. Лающий голос молодого преподавателя еще долго сопровождал их, далеко разносясь в солнечном воздухе.

Готовясь к сегодняшней прогулке, он никак не думал, что они проведут «день на реке». Чересчур обычное и доступное, штамп в действии: молодая любовь, журчание воды, уединение в лодке, которая невольно сближает друг с другом своими тесными, жесткими бортами. Он уже вышел из того возраста, когда его влекло такое сочетание. Но действительность еще раз показала, насколько он неправ, опять проявляя пошлую глупость своего юношеского отрицания всех романтических аксессуаров, которые далеко не утратили ни своей силы, ни значения. Бродя по сырым луговинам, они незаметно для себя очутились на берегу реки, которая манила их к себе; лодочник дал Чарлзу шест, записал номер их лодки и оттолкнул ее на середину реки, а обычная банальная обстановка сейчас же оказала свое действие, готовая еще раз вызвать обычные банальные чувства.