Спеши вниз

— Простите за тупость, — сказал он. — Но я с некоторых пор привык к спокойной жизни. Я совсем отстал от событий и дошел до того, что не могу воспринимать больше одного явления зараз. Значит, имя ваше Уолтер, и я слышал, что вы назвали хозяина «папа», из чего я заключаю, что вы его сын.

— Совершенно верно.

— И вам шестнадцать лет шесть месяцев, хотя вам можно дать тридцать.

Уолтер просиял.

— Так, значит, я выгляжу старше семнадцати лет? И не похоже, что у меня могут потребовать права, как у несовершеннолетнего?

— Я и еще кое-что знаю о вас, — продолжал Чарлз, стараясь не сбиться с тона. — Вы энтузиаст автодела. История началась для вас с момента изобретения запальной свечи.

Квадратное запыленное лицо Уолтера расплылось в счастливую улыбку.

— Ну, скажем, не запальная свеча, — заявил он тоном знатока, который смакует какую-нибудь тонкую деталь своего любимого дела. — Скажем, дифференциал.

Миссис Брейсуэйт закончила свои утренние закупки в соседнем городке.

— Кстати, я совсем забыла, Ламли, — сказала она, открывая дверцу и готовясь выйти из машины. — Муж хотел, чтобы вы выехали на станцию к поезду 2.45. Я не расслышала имени, но это, должно быть, молодой человек, который летом будет заниматься с Уолтером. Тут, я полагаю, никого из сходящих пассажиров не смешаешь с репетитором.

Чарлз что-то невнятно пробормотал в знак согласия — он никогда не вступал в разговоры с хозяевами — и понес ее свертки в дом.

После завтрака он вывел свой даймлер. Маленькая станция переживала свои ежедневные полчаса относительного оживления, потому что местный поезд развозил по всей округе пассажиров с экспресса, ссаживая их на все более и более тихих полустанках. Это был единственный поезд, с которым до их глухого угла добирались люди или вести из большого мира.

Чарлз сидел на платформе и курил сигарету. Его кепка с лакированным козырьком лежала рядом. Даймлер терпеливо отдыхал на солнышке у подъезда, и от его сидений исходил запах горячей кожи. Объявили о приходе поезда, и он тут же хлопотливо запыхтел у вокзала.

Чарлз вглядывался в пассажиров, стараясь отличить среди них того, кто походил бы на репетитора хозяйского сынка. Сошли всего двое: пожилая женщина с окороком в сумке и мужчина. Это был Джордж Хатчинс.

Несмотря на свою успокоенность и отказ от всевозможных претензий к жизни, Чарлз вдруг почувствовал, что с годами характер его не становится благодушней. Наоборот, теперь он меньше, чем когда-либо, был склонен переносить оскорбления. Одно присутствие Хатчинса менее чем в пяти милях от него было само по себе оскорбительно. Он решил перейти в наступление.

Хатчинс пытливо приглядывался и нервно озирался. Трубка его была наготове, чтобы дать ему возможность подумать, в случае если бы пришлось отвечать или действовать. Уже с первого взгляда Чарлз увидел, что этот грим глубокомыслия за год преподавания в колледже стал более определенным и более профессиональным. В самом взгляде, которым он окинул окружающее — энергично, многозначительно и в то же время подчеркнуто рассеянно, — чувствовалось, что он успешно овладел всякими менторскими штучками. Чарлз сидел на скамье и любовался представлением.

— Меня должны были встретить, — услышал он слова Хатчинса, обращенные к носильщику. — Мистер Брейсуэйт, э… э… э… — тут он не расслышал, — определенно обещал, что меня доставят.

— Нам не известно. Ничего не знаю, — кинул ему через плечо носильщик и вошел в дверь с надписью: «Только для служащих».

Он, несомненно, знал, что машина мистера Брейсуэйта стоит у подъезда и что шофер мистера Брейсуэйта сидит в нескольких шагах на скамейке, но какое ему до этого дело, у него и своих забот хватает.

Хатчинс в растерянности оглянулся. Чарлз сложил свою кепку и незаметно сунул ее в карман. В этом коричневом костюме он ничем не напоминал шофера. И вовремя: Хатчинс уже заметил его.

— Какая неожиданность, Ламли! — сказал он, идя к нему по платформе.

— Удивительно! — сказал Чарлз.

— А что вы здесь делаете? Вы с тем же поездом?

— Нет, — ответил Чарлз, избегая уточнений. — Я уже был здесь до прихода поезда.

— Меня пригласили на лето в одну семью репетитором. Где-то здесь поблизости, — небрежно уронил Хатчинс. Действительно, оставалось только удивляться, каким он стал скромным и совершенно не гордым. Он говорил о своей высокой миссии так, как будто она была доступна каждому. Точно так же, как он сказал «мы» тогда в стотуэллском Литературном обществе. Успех не испортил его. — И очень нескладно получилось, — продолжал он, — потому что я предполагал поехать в Штаты, покопаться в архивах Принстона.[12] Придется отложить это до будущего года.

— Да, конечно, — любезно заметил Чарлз, — а пока можно заняться репетиторством. Тоже полезное дело.

— Так я и решил.

— Такой человек, как вы, может принести много пользы, делясь своими знаниями.

— Вот именно.

— И можно завести друзей и покровителей среди богатых. Всегда пригодится.

Хатчинс слегка покраснел.

— Если вы считаете, что я принял это предложение по недостойным мотивам, то, конечно, я…