Специальный корреспондент

Стыдно признаться — меня похитили. Просто выкрали, когда я вышел подышать во дворик ничем непримечательного обшарпанного домишки, в котором размещался штаб обороны города. Саданули мне по голове чем-то вроде пыльного мешка, надели на лицо второй пыльный мешок и потащили, волоча коленками по брусчатке. Я брыкался и лягался, и даже кого-то укусил, но второй удар по темечку лишил меня сил к сопротивлению.

Сознание вернулось ко мне вместе с резким запахом нашатыря.

— Ну-ну, будет вам! — говорили на лаймиш, — Хватит притворяться. Сейчас посмотрим, что вы за птица на самом деле.

Говор был тот самый — как будто в рот запихали горячую картошку. Лаймиш может быть нормальным языком — если на нем говорят не коренные лаймы из Камелота.

— Попортили вы нам кровушки, мистер специальный корреспондент… Ну, вот кто вам мешал писать о нравах местных жителей, посещать карнавалы и фестивали, кататься на лодочках и стрелять на сафари, м? Кой черт вас понес сначала — в политику, а потом — на войну?

Я сидел на жестком деревянном стуле, и мои лодыжки и запястья были прикручены бечевой к его ножкам и спинке. Окружающая обстановка ни о чем не говорила. Обычная комната: стол, кресло, окно, обои с легкомысленными узорчиками. За столом — явный лайм. Протаких говорят — лошадиное лицо: зубы, очертания челюсти и скул, общее выражение. Да и вместо волос у него была настоящая грива: новомодная прическа с выстриженными висками, такую называют «андеркат». Одет хорошо, как настоящий джентльмен, ногти аккуратно подстрижены.

— Я больше боюсь трех газет, чем ста тысяч штыков, — сказал лошадиный лайм, — Это не я придумал, это сказал один из самых злейших наших врагов. Знаете, мне стоило отдать приказ прирезать вас сразу, после той статьи о Континентальном Конгрессе. А ваши писульки про гемайнов? Псу под хвост десять лет подготовки общественного мнения к… Не важно, не важно. Конечно, Альянс плевать хотел, что пишут в Империи, но Протекторат, Аппенины, Арелат, Руссильон, не говоря уже о прочих лимитрофах — они просто взахлеб читают о храбрых и религиозных бородачах, продвигающих цивилизацию на дикие просторы Южного континента.

— Да я…

— Да, вы! Вы даже Грэя умудрились выставить вообразившим себя мессией близоруким эгоцентриком!

— Это вы сейчас говорите, а не я.

— Ой, да помолчите уже! — он всплеснул руками, — Сейчас мне…

За моей спиной скрипнула дверь, и в комнату вошел еще один персонаж: коричневокожий широкоплечий мужчина в военного кроя бежевых полотняных брюках и рубахе. Он положил на стол перед лаймом картонную папку, щелкнул каблуками ботинок (с гетрами, конечно же), наклонил голову:

— Милорд…

— Наб, мы тут пошумим, наверное. Пусть никто нас не беспокоит, — лайм попытался кровожадно поглядеть на меня.

Черта с два у него получилось. Наб только кивнул и покинул кабинет, а глаза «милорда» становились всё более круглыми, пока он листал содержимое папки.

— Так вот какая птица к нам попала! И вот так, запросто, под горячим солнцем Колонии… То есть — Федерации… И где вы пропадали целых три года?

— В школе, — сказал я, — Детей учил.

— Да что вы ерунду-то порете, ну какая… — он швырнул папку на стол, встал и подошел ко мне вплотную, и вдруг перешел на «ты», — Адъютант Его Превосходительства, стало быть? И тебя оставили без присмотра, отправили вот так вот на самый край света, половить рыбку в мутной воде? Или ты поссорился со своими хозяевами? Знаешь, а мы ведь тебя на куски будем резать, медленно-медленно, пока ты всё нам не расскажешь…

— Нет, — сказал я.

Этот лайм и понятия не имел, в каком дерьме ему предстоит искупаться.

— Что — нет?

Скорее всего, он не работал на Интеллидженс Сервис. Наверное — служба безопасности Тропической торговой компании. Не берут в разведку Альянса таких откровенных кретинов. Мне как-то обидно стало, что именно его отрядили по мою душу. Даже я понял, что являюсь приманкой, что меня ведут давно и всерьез, и наши матерые хищники вроде Феликса и Ариса уже вышли на след этого лошадиного милорда, который упивался своей мнимой властью надо мной.

А мое «нет» обозначало всё сразу. Совершенно точно, меня не оставили без присмотра, и ни с кем я не ссорился — он бы убедился в этом, просто обыскав мою одежду и найдя бумагу за подписью Императора, и резать меня у него никак не получится, и рассказать бы я ему ничего сверх того, что уже опубликовано, не смог бы — потому как ни черта не знал.

Так что я тяжко вздохнул и дождался, когда он приблизит свое лицо к моему, чтобы брызгая слюной проорать:

— Что — нет, я тебя спрашиваю?!!

В этот самый момент я боднул его лбом в переносицу, а потом оттолкнулся ступнями ног и слегка подпрыгнул на стуле — этого хватило, чтобы оттоптать ему ножкой стула пальцы и обрушиться на пол. Несколько болезненных усилий — и проклятый предмет мебели затрещал, раскалываясь на составляющие. Это был клееный стул, на клиньях и к тому же — видавший виды. Так что разлетелся он за милую душу, и я освободился, и оказался к тому же обладателем удобной дубинки из ножки конической формы.