Признаться честно — я отлупил лошадиного милорда как сидорову козу. Бил от души, хекая и размахиваясь, как при колке дров. Он только скулил и пытался отползти под стол.
А потом я услышал во дворе треск и грохот, и хриплый баритон, который гулко, по-имперски костерил кого-то по-матери. По коридору раздался звук приближающихся шагов нескольких человек. Это не могло быть случайностью, вопрос был в другом: кто там топотал — эти или те? Те — или эти?
Оставив в покое милорда, я отступил за дверь, сжимая в руках ножку от стула. Где-то я это уже видел, переживал нечто подобное… Меня накрыло чувство де жа вю, как говорят арелатцы.
Дверь с грохотом вылетела из петель и плашмя ударила начавшего подниматься с пола лайма, а следом за дверью в комнату вбежал плечом вперед кто-то огромный, чубатый, бородатый и затянутый в совершенно неуместный имперский хаки! Потом вдруг в комнате стало тесно от этого самого хаки и от запаха табака, и чеснока, и, кажется, квашеной капусты.
— Старшина Дыбенко! — рявкнул я как можно более грозно, — Что за вид? Ну-ка приведите себя в порядок и доложитесь как полагается!
— Аха-ха-ха! — раскатисто и белозубо засмеялся он, — Да я вижу, ты, братишка, тут неплохо справляешься! А Феликс волновался — мол, попортят нашего молодого-талантливого литератора, восходящую звезду отечественной прессы… А я говорю — хрен им, а не наш литератор, не такой он человек, чтобы дать себя попортить! А ты вон, освободился — морду виконту Бледислоу набил, всё как полагается… И Кузьма этот твой всё про благомордие твое беспокоился. А неча беспокоиться, вон стоит дубьем машет, что с ним сделается? Слышь, Кузьма?
Кузьма сунулся в окно с револьвером. На нем тоже был хаки, никаких тебе несерьезных обносков. Хаки было, погонов — нет. Как и на целой толпе имперцев, присутствующих в помещении. Шевроны я разглядеть не сумел, но надпись там была явно на наречии гемайнов… Это что еще за штучки?
— Пойдем, пойдем, у тебя еще дел полно! Там куча людей тебя ждет— дожидается, понимаешь, а ты тут дубьем размахиваешь…
Вопросов у меня было столько, что они просто кипели под крышкой черепа и мешали друг другу выбраться наружу.
— А мы где? — выдавил из себя я наконец.
— Коломаха вроде… Я черт знает, пока с этими названиями не разобрался, хотя всё время по пути очи слепил в карту глядючи. И байки твои читал, ни одной не пропуская…
— И какая-такая волшебная магическая сила старшину Дыбенко занесла из златокипучего Свальбарда на Богом забытую Коломаху?
— Личный Его Императорского Величества орденоносный гвардейский именной бомбовоз «Гекатонхейр»!
Что ж, это многое проясняло.
Бомбовоза во дворе не было. Он бы туда и не поместился, я как-то наблюдал его в воздухе: огромный трехсотметровый цеппелин, наполненный гелием, с гондолой, способной нести более ста пятидесяти тонн груза и двести человек пассажиров или десанта — он, пожалуй, мог бы послужить Коломахе вместо крыши, закрывая поселок от палящих солнечных лучей или нежелательных осадков.
Вместо бомбовоза тут был, конечно, Феликс, и рядом с ним — потупившая взгляд Джози. Рафаэль Мастабай сидел на завалинке и курил сигару. Его костюм был испачкан, на лице расплывалась пара свежих гематом.
— Привет! — сказал ротмистр Карский, — Всё отлично получилось, у нас есть Бледслоу, а у тебя — звание военного атташе и по совместительству — старшего военного советника Империи в Конгрегации Наталь. А спецкором, извини, тебе больше не быть, плакали твои командировочные. Но внештатным автором тебя Артур Николаевич настоятельно рекомендовал остаться — гонорар будет увеличен, в полуторном размере…
Феликс мог бы балагурить так еще часа два — два с половиной, а мне нужны были ответы. Я глянул на него исподлобья и Карский замолчал.
— Ладно, — сказал он, — Позволь представить — Зоя Яворович, наш резидент в Лиссе и закрепленный за тобой э-э-э специалист.
И тронул локоть Джози. Твою мать! Действительно — вели меня плотно.
— А этот — тоже? — я кивнул на Мастабая, — Специалист?
— Не-е-е, это самодеятельный композитор. Пришлось на него срочно переключаться, он тут с этим гуано наворотил чуть ли не поболее, чем ты со своими новеллами. И специалиста пришлось переключать…
Джози… Или Зоя? Она не знала, куда деться, и прятала глаза, и сцепила пальцы в замок, переминаясь с ноги на ногу. Даже жалко ее стало, понятно ведь — работа такая! От хорошей жизни в «специалисты» того ведомства, по которому Феликс числился, не попадали. Это ее еще Арис сотоварищи в оборот не взяли — там вообще тьма кромешная и скрежет зубов.
Рафаэль громко выплюнул сигару на землю. Он явно страдал.
— А Сан-Риоль что?
— А, черт! — встрепенулся Феликс, — Дыбенко, поднимай людей!
Старшина (кстати, кем он сейчас числился, и что это за воинское формирование вообще?) по-разбойничьи свистнул, и из всех углов полезли имперцы в самом что ни на есть старорежимном хаки. Наконец я присмотрелся к шевронам — слегка измененный наш имперский орел соседствовал на нем с надписью «Vreemde Legioen van die Сооngregatiа Natal». О как! Иностранный Легион Конгрегации Наталь!