Однажды, будучи ещё ребёнком, Лазарь выпустил из клетки соседского индюка. Долго он наблюдал за бедной птицей, которая томилась взаперти, и наконец душа сердобольного мальчугана не выдержала, и он, улучив момент, открыл клетку. Сбежав из плена, индюк бесследно пропал. Сосед добился от Лазаря признания и предъявил его родителям претензии. Хайм Паперник согласился оплатить потерю, но сосед в конце концов отказался от денег, и история была предана забвению.
Любовь к лошадям у Лазаря проснулась позднее. Работая на заводе, он, несмотря на сильную нагрузку, находил время для занятий верховой ездой в кавалерийской школе имени Будённого. Как оказалось, эти уроки не прошли даром.
На третьи сутки, потрёпанные и выбившиеся из сил, бойцы отряда Саховалера вышли в расположение советских войск. Когда омсбоновцы вновь примкнули к своему подразделению, их сразу обступили радостные сослуживцы.
– Давайте, давайте… Концентраты готовы. Мешки я ваши сберёг. Сюда! Потеснитесь, хлопцы! Пустите к костру, замёрзли же они, – суетился вокруг уставших товарищей Семён Гудзенко.
В его глазах читались нескрываемая гордость и радость за друзей – они выполнили задание и вернулись живыми. Единственной потерей во всей этой операции стал снайпер Пётр Игошин. Помкомвзвода Свиридов доложил, что Игошин был убит во время перестрелки с противником на шоссе у Ямуги и оставлен на поле боя.
Все эти приключения стали хорошим испытанием для самих бойцов, а для руководства ОМСБОНа ещё и бальзамом на душу. Значит, потраченные усилия не напрасны. Значит, всё делалось правильно. Сам факт, что, оказавшись за линией фронта, бойцы не растерялись, проявили организованность, находчивость и смогли выбраться к своим, был хорошей оценкой работы их наставников.
Немецкое наступление было в полном разгаре. Фашисты захватывали один населённый пункт за другим. Передовые части вермахта двигались к Москве на плечах отступающей Красной армии.
Продолжая минировать Ленинградское шоссе и прилегающие дороги, сапёры достигли Клина. Расположились неподалёку от домика Чайковского. Но задержались там недолго: город непрестанно бомбили.
Наши части упорно сопротивлялись. Командиры бросали в бой не только имеющиеся в их распоряжении войска, но и всех, кто оказывался рядом.
– Кто такие? Куда идёте? – остановил группу во главе с Егорцевым решительно настроенный военный. На петлицах под полушубком у него были видны генеральские звёзды.
Политрук представился и доложил по всей форме о принадлежности группы и маршруте их движения.
– В связи со сложной военной обстановкой приказываю вам задержаться!
– Никак невозможно, товарищ генерал-майор, – возразил Егорцев. – Отряд в настоящий момент находится на выполнении боевого задания.
– А мы тоже здесь не в бирюльки собираемся играть! Через час-полтора вон оттуда, – показал он на простиравшийся до горизонта пустырь, – пойдут вражеские танки. Мы должны лечь костьми, но задержать противника!
– Выслушайте меня, товарищ генерал…
– Прекратите пререкания! Вы только что получили приказ и обязаны его выполнить!
– В настоящий момент мы выполняем распоряжение Государственного комитета обороны и непосредственно приказ командующего 30-й армии. У вас нет полномочий отменять его!
– В данной ситуации у меня есть полномочия расстрелять вас прямо на месте! За невыполнение моего приказа! А потом поздно будет разбираться. Да и не с кем…
Пока продолжался этот спор, Ануфриев размышлял, как вообще в открытом поле можно вести боевые действия против танков? Ни окопов, ни укреплений. Вступать в бой в таких условиях – верх безрассудства. В первые же минуты всех просто сровняют с землёй. Им даже не дадут приблизиться на расстояние броска гранаты, расстреляют издалека из орудий и пулемётов. Поэтому от того, удастся ли Егорцеву убедить генерала, зависела их жизнь.
– Пожалуйста, выслушайте меня спокойно, – как можно мягче старался говорить Егорцев. – Мои бойцы не меньше других рвутся в бой. Но ими нельзя жертвовать. Они сапёры. Учитывая складывающуюся ситуацию, каждый из них сейчас на вес золота. Они в сто раз больше принесут пользы, занимаясь своими непосредственными обязанностями.
Генерал продолжал настаивать на своём, но с каждым доводом Егорцева его спесь угасала.
– Мы уже потеряли половину роты! – продолжал политрук. – Люди не спят вторые сутки. Осуществляют минирование. На наших минах уже подорвалось немало вражеской техники. А вы хотите просто взять и бросить моих ребят под танки?
– Ладно, – махнул рукой генерал. – Ступайте! Сами справимся.
Подвижные сапёрные группы сводного отряда, минируя транспортные магистрали, продолжали продвижение по Ленинградскому и Рогачёвскому шоссе в сторону Москвы. Ими были установлены, а затем взорваны фугасы на 22-километровом участке Ленинградского шоссе, от южной окраины Клина до Солнечногорска. Минёры работали, не считаясь со временем, по 18–20 часов, а иногда и сутками. Делалось всё, чтобы замедлить продвижение вражеской техники.
Оказавшись под Солнечногорском, отряд разместился в деревушке на окраине города, аккурат возле озера Сенеж.