Спецназ. Любите нас, пока мы живы

В пятом часу утра наряд милиции из сотрудников ППС Кизлярского горотдела обошел четвертый этаж больницы. Во время ночного дежурства о чём только не поговорили милиционеры: о войне в Чечне, о друзьях-товарищах и о том непорядке, что на троих только один ПМ. На что Саша Детистов, поразмыслив, сказал:

— Все равно в стационаре оружие применять нельзя, вон сколько больных. В больнице людей хранит Бог.

— А мы на что? — спросил стажер Алексей Сикачев.

— Мы — помощники Бога, — ответил сержант Ромащенко.

Обычно милицейские наряды были интернациональными. Так решило руководство городского отдела. За сутки людей разных национальностей ответственность сплачивала не на словах, а на деле.

То, что в это дежурство охраняли больницу только русские парни, было исключением из правил. А, может, какой-то доброжелатель, прознав, что у Ромащенко и Сикачёва ожидается прибавление семейства, шепнул кому надо и их специально поставили на больницу, чтобы завели связи в родильном отделении ЦРБ.

Недосмотренным оставался первый этаж больницы. Спуститься решили на лифте. Когда шагнули из него, то у всех троих разом на плечах повисли бородатые, одетые в камуфляж, чеченцы с автоматами за спиной, будто знали, что автоматического оружия у охраны больницы нет.

— Менты, менты! — боевики торжествующе загалдели.

И сразу вспыхнул яркий свет. Больше двух десятков чеченцев, открыв настежь двери больницы, уже ничего не опасаясь, сгибаясь под тяжестью заносили что-то в мешках. Другие продолжали цепко держать за руки захваченных кизлярских милиционеров.

Сначала сержант Ромащенко ничего не чувствовал. Была только все поглотившая ненависть к себе, что проявил невнимательность, не справился с задачей — всех подставил, в первую очередь беспомощных больных, которых теперь, как в Буденновске, возьмут в заложники. Обреченность белым саваном опутала тело. Он видел, как мертвенно, до синевы в губах, побледнели его товарищи, ошеломленные свершившимся.

Первыми прошарили одетого в милицейскую форму Детистова и Ромащенко. Обыскивали победно — уверенно, наспех.

Когда стажер Алексей Сикачев увидел, что пистолет у Павла Ромащенко не нашли, то словно очнулся от забытья. А до этого стоял отравленный: горем, опустив глаза в пол.

Самый горластый из боевиков и судя по пистолету Стечкина на бедре — командир, удовлетворенный, что милиция без оружия, впился взглядом в Алексея Сикачева и сержант Ромащенко хриплым, чужим голосом сказал:

— Он не с нами.

Полевой командир коротко бросил:

— Кто это?

Держа в левой руке милицейские удостоверения Ромащенко и Детистова, он раздраженно приказал:

— Обыскать. Чего он здесь ходит в такую рань?

— Жена у него тут рожает, — четко сказал сержант, — Мы этого парня не знаем. Отпустите его.

Бросив удостоверения на пол, полевой командир чеченцев ударил сержанта в голову левой рукой:

— Много говоришь!

То, что от выверенного удара Ромащенко не упал, только качнулся, взбесило боевиков. На Павла и Сашу Детистова обрушился град ударов. Били жестко, мучая, наслаждаясь видом крови, залившей лица кизлярских милиционеров.

Держащие Алексея Сикачёва боевики, ослабив хватку, смотрели на происходящее с удовлетворением.

Боевики теперь были везде: щелкая затворами автоматов, топали вверх по лестнице, вытаскивали из мешков длинные, остроносые, светло- голубые снаряды. «Минировать будут», — со страданием понял Алексей Сикачёв и ещё больше осознал себя виноватым в том, что произошло.

Своих друзей, изломанных тяжелыми ударами, лежащих в лужах крови, он теперь любил, как родных, и та беспомощность, на которую Алексей был обречен, оскорбляла его.

VII.

У боевиков, залегших за железнодорожной насыпью у аэродрома, была задача захватить вертолеты, уничтожить или рассеять охрану. Сколько их — молодых милиционеров-солдат — чеченцы не знали; их преимуществом была внезапность, партизанская дерзость. Главной сложностью, отчетливо понимал полевой командир, был захват вертолетов в целости и сохранности. Если бы их оказалось столько, сколько обещал Радуев, можно было, по окончании операции, всем её участникам уйти воздухом. Говорили, что возле Радуева в этом походе идут особо охраняемые пилоты.

Но рассмотрев в прибор ночного видения «Ворон», что второй вертолет стоит без лопастей, командир группы чеченцев понял, что надо, несмотря на запрет, выйти в эфир, чтобы объективно доложить обстановку.

Ответ полковника армии Ичкерии Хункар-Паши Исрапилова — военного руководителя операций, был коротким:

— Атакуй!

Но как только цепь чеченских боевиков поднялась из-за железнодорожной насыпи и сделала первые шаги, её встретил кинжальный огонь двадцатилетних солдат охраны аэродрома и бойцов сопровождения вертолетов или, как они себя называли, «телохранителей экипажей».