– Ничего не поделаешь, дорогой, – с дипломатичностью, ясно указывающей на то, что деланное сожаление Якушева его не обмануло, ответил начкар. – Так оно обычно и бывает: люди уходят именно тогда, когда ты к ним уже привык и начинаешь находить их общество приятным. Такова жизнь!
– Да уж, – сказал Юрий и увеличил громкость телевизора.
Поняв намек, Иса молча скрылся за дверью. Юрий снова уменьшил громкость, прислушиваясь к тому, что происходило в коридоре. Там шаркали подошвы и гомонили голоса; кто-то из гостей выразил желание попрощаться с соседом, на что голос Исы ответил, что дорогой гость уважаемого Магомеда намеревался вздремнуть и, очевидно, в данный момент уже осуществляет это намерение. Юрий старался не демонстрировать охране и домочадцам Расулова свои познания в их языке; не подозревая, что его не только слышат, но и отлично понимают, Иса сопроводил свое сообщение кратким, но выразительным комментарием, который от души позабавил Якушева.
Шаги и голоса удалились в сторону лестницы, спустились по ней, еще немного побубнили в холле первого этажа и, наконец, смолкли. Беззвучно поднявшись с дивана, Юрий на цыпочках перебежал в соседнюю комнату, одно из окон которой выходило во двор, и сквозь тюлевую занавеску выглянул наружу.
Отмытый до скрипа «мерседес» уже стоял на дорожке перед гаражом. У него было открыто все, что можно открыть, за исключением капота, люка в крыше и бензобака. Водитель Абдул с помощью Амана укладывал в багажник сумки и чемоданы, которых стало заметно больше, чем в день приезда гостей. Это обстоятельство служило лишним напоминанием о том, что родина полковника Каддафи, куда направлялся на учебу молодой знаток Корана, является далеко не самой богатой и благополучной из мусульманских держав.
Гости стояли тут же, рядом с машиной, в компании уважаемого Магомеда и всех, чьи служебные обязанности не требовали их присутствия в другом месте. Ввиду того, что до вылета долгожданного рейса на Триполи осталось каких-нибудь два с половиной часа, а путь до Шереметьево был неблизкий, ритуал прощания обещал стать не таким продолжительным, как обычно. Приняв это к сведению, Юрий сунул ноги в шлепанцы, выглянул в коридор, прислушался и, убедившись, что в гостевом домике, кроме него, никого нет, распахнул незапертую дверь апартаментов, только что покинутых гостями уважаемого Магомеда.
Здесь пахло дымом – табачным и не только, хорошим одеколоном, крепким мужским потом и какими-то благовониями. На столе горой громоздилась грязная посуда, намусорено было преизрядно – так, что сразу становилось ясно: прибирать за собой кавказские джентльмены считали ниже своего достоинства, передоверяя эту сомнительную честь если не женщинам, то обслуге. Не теряя времени, Юрий приступил к осмотру помещения – ну, или обыску, если называть вещи своими именами.
Это занятие, довольно противное само по себе, стало еще противнее, когда под одной из кроватей он обнаружил чьи-то грязные носки. В общем-то, профессия солдата не располагает к повышенной брезгливости, но, роясь в мусоре, оставленном правоверными, Юрий с некоторым удивлением обнаружил, что не чужд расовых и религиозных предрассудков. Какие-нибудь бандюки или просто гастарбайтеры славянского происхождения наверняка нагадили бы гораздо основательнее, но ковыряться в их отбросах было бы не в пример легче – все-таки свои, православные. «Чертов идиот», – вполголоса пробормотал Юрий, поймав себя на том, что почти всерьез опасается подцепить здесь какую-нибудь заразу.
Странно, думал он, квадрат за квадратом осматривая помещение. Всю жизнь нам вдалбливают в головы, что все люди равны – если не по положению в обществе, то по крови, по рождению. Если верить ученым, все мы расползлись по шарику из Африки, а если взять за отправную точку то, что написано в Библии, получается и вовсе хорошо: род людской произошел от Адама и Евы, а значит, все мы братья в буквальном смысле этого слова. И мы свято в это верим – ровно до тех пор, пока судьба не столкнет нас нос к носу с представителем другой расы, исповедующим другую религию. Вот тут-то из нас и начинает лезть это дерьмо – антисемитизм, религиозная вражда, расовые предрассудки… Или это я один такой?
Размышления и сетования по поводу пережитков средневековья, до сих пор, оказывается, гнездящихся в его сознании, разом вылетели у Юрия из головы, когда, сунувшись в шкафчик под мойкой на предмет обследования мусорного ведра, он поднял и развернул валяющийся рядом с упомянутым сосудом скомканный лист писчей бумаги.
– Ё-мое, две точки сверху, – пробормотал он, осознав смысл своей находки.