Спецназовец. Шальная пуля

Лист представлял собой распечатанный на принтере план какого-то обширного помещения – судя по некоторым деталям, вокзала или, скорее, аэропорта. Сказать что-то более определенное было трудно, поскольку все пояснительные надписи, которыми изобиловал план, были сделаны по-арабски. Если в разговорных диалектах народностей Северного Кавказа Юрий Якушев еще что-то смыслил, то язык пророка и, в частности, арабская письменность оставались для него сущей филькиной грамотой. Сделанные арабской вязью надписи для него выглядели просто орнаментом – затейливым, но начисто лишенным смысла.

Больше всего его обеспокоили сделанные от руки шариковой ручкой пометки – два маленьких кружка, расположенных в разных концах схемы и соединенные пунктирной линией. Возле каждого красовалась коротенькая пояснительная надпись; общий смысл, кажется, был понятен, но детали тоже имели немаловажное значение, и Юрий понял, что без переводчика ему не обойтись.

Через полторы минуты, едва не опрокинув выходящего из дверей ему навстречу Амана Муразова, он ворвался в святая святых дома Магомеда Расулова – его рабочий кабинет.

Расулов сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.

– Я вижу, тебе полегчало, – сказал он, подняв на Юрия глаза. Он смотрел поверх очков, отчего его взгляд казался еще более удивленным, чем был на самом деле. – Иса сказал мне, что ты спишь.

Юрий обернулся. Аман стоял в коридоре, глядя на него, как на привидение.

– Извини, дорогой, – сказал ему Якушев и плотно закрыл дверь. Подойдя к столу, он положил перед Расуловым мятую распечатку. – Это оставили у себя в комнате твои гости, Магомед. К сожалению, я не умею читать по-арабски. Но мне почему-то кажется, что это не иллюстрация к священной книге, а что-то другое.

Нахмурившись, Расулов взял распечатку в руки и посмотрел на нее через очки.

– Пассажирский терминал аэропорта Шереметьево, – прочел он вслух.

– Я почему-то так и подумал, – сказал Юрий. – Читай то, что от руки.

– Здесь написано: «Кнопка», – сказал Расулов, ткнув пальцем в один из нарисованных шариковой ручкой кружков. – А здесь… – Он нахмурился еще сильнее и упавшим голосом закончил: – Здесь – Магомет… А, шайтан! Дистанционный подрыв, да? Я спрашивал у Ахмеда, да ниспошлет аллах проклятье на его плешивую голову, что он опять затеял, но он поклялся, что давно не поддерживает связей с лесом и приехал только затем, чтобы проводить в Ливию племянника…

Ахмедом звали одного из только что уехавших гостей – того самого неприятного типа со щегольскими усиками ниточкой, который задел чувства Юрия в первый день знакомства. За время, проведенное приехавшей из Дагестана троицей в доме Расулова, Якушев узнал, что Ахмед был полевым командиром, добровольно сложившим оружие и амнистированным. Теперь это уже были детали, не имеющие ровным счетом никакого значения. Юрий отобрал у Расулова листок, внимательно вгляделся, запоминая расположение связанных пунктирной линией точек, швырнул распечатку обратно на стол и, не говоря ни слова, выбежал из кабинета.

– Как дела, джигит? – спросил Александр Борисович, перекладывая из правой руки в левую увесистый черный кофр и пожимая руку Магомету Евлоеву. – Чего бригадиру-то наплел?

– Ничего, – смущенно признался юноша. – Сказал правду.

– Ишь ты! – деланно изумился Томилин, которого это признание ничуть не удивило. Во время своего визита в телецентр, после которого Берий подался в бега, Якушев сослался на Александра Борисовича, и было совсем не трудно догадаться, откуда ему стали известны эти имя и отчество. – А какую правду, если не секрет?

– Всю, – твердо ответил Магомет. – Я не хотел нарушать обещание, но Марат заметил, что в его отсутствие в квартире побывали посторонние, и мне пришлось все рассказать, чтобы меня не заподозрили в чем-то плохом. Я ведь не сделал ничего дурного, верно? Значит, и скрывать мне нечего.

– Это правильно, – со значительным видом кивнул полковник. – И что же сказал твой бригадир?

– Ничего. Сказал, что это мужественный поступок, но не самый разумный.

Томилин рассмеялся.

– Поверь моему опыту, малыш, – сказал он, – совершить поступок, который был бы одновременно и мужественным, и разумным, людям удается крайне редко. Рассудительность – мать осторожности, а осторожность состоит в очень близком родстве с трусостью. Так он не возражал против твоей отлучки?

– Я не самый важный член бригады, – с достойной уважения скромностью ответил Магомет. – Марат с Хасаном вполне могут час-другой поработать без меня. Они понимают, что мне нужны деньги, и не мешают их зарабатывать, потому что желают мне добра.