Спецназовец. Взгляд снайпера

– А тебе не хочется? Хочется, Дима, это одно. Другое дело, что я все больше начинаю склоняться к этой версии – объективно склоняться, а не потому, что Басалыгина не люблю. Он – волчара старый, битый-перебитый. Без малого два десятка лет в органах, и не в архиве, а, можно сказать, на самом передке, под пулями. Это не всякая психика выдержит, особенно когда видишь, как разная сволочь у тебя прямо между пальцев протекает и жирует дальше в свое удовольствие. Да что я тебе рассказываю, ты же сам мне этим все уши прожужжал: Зулуса-де не сажать, а наградить надо! Такие настроения среди ментов не редкость, поверь. Я и сам когда-то… Э, да что говорить! Про «Белую стрелу» слышал? Была такая тайная организация офицеров милиции и спецслужб, которая занималась примерно тем же, чем сейчас Зулус. Только без этих его извращений, просто отстреливали, и все.

– Кто же про нее не слышал, – усмехнулся Арсеньев. – Только, Гена, по-моему, это все байки. Кто-то нарочно выдумал страшилку для «новых русских», чтоб хоть кого-то боялись…

– Не байки, Дима. Уж ты мне поверь, далеко не байки.

Арсеньеву послышалась в голосе напарника неподдельная грусть, и он с интересом, совсем другими глазами посмотрел на Молоканова. Майор служил в милиции на восемь лет дольше его и наверняка застал времена, когда мифическая «Белая стрела» вовсю занималась отстрелом лидеров организованных преступных группировок. Капитану вспомнились глухие отголоски слухов о печальной судьбе, постигшей членов этой организации. Но кого-то из них чаша сия наверняка миновала; вполне возможно, и Молоканов, и Мамонт в свое время имели какое-то отношение к ее деятельности. И очень может статься, их вражда зародилась не в позапрошлом году, когда майор практически на глазах у Басалыгина помог Парамонову избежать ответственности за организацию заказного убийства, а много раньше, в те легендарные времена, когда в центре Москвы чуть ли не каждый вечер гремели ожесточенные перестрелки, а носить погоны было едва ли не позорнее, чем заниматься проституцией…

Что ж, тогда приходилось признать, что Молоканов во многом прав. Мамонт – мужик упертый, с характером. Он вполне мог в одиночку продолжить дело, начатое когда-то его товарищами, а от такой жизни – днем ловишь убийц, ночью сам убиваешь и заметаешь следы – и впрямь недолго повредиться рассудком. Да и контуженый ведь он, а контузия – это такая зараза, что человек, бывает, и сам не помнит, что творит. То-то же он нынче с самого утра выглядит так, будто всю ночь пил горькую. А может, не пил, а был в гостях у Щеглова?

В траве на противоположной стороне аллеи вдруг вспыхнула громкая воробьиная ссора. Участок газона словно ожил – вскипел, зашевелился, забил крылышками, вздорно загорланил, а потом в одно мгновение вспорхнул и, продолжая на лету громко браниться на писклявом птичьем языке, стремительно умчался куда-то в другой конец сквера.

– Есть идея, – нарушил затянувшееся молчание Молоканов. – А ну-ка, пойдем.

– Куда? – спросил Арсеньев. От пива он слегка захмелел, ему было хорошо, тепло, уютно и никуда не хотелось идти.

– На кудыкину гору, – вставая, отрезал Молоканов. – Пойдем-пойдем. Надо кое-что проверить.

Перейдя дорогу, они остановились около припаркованного у ворот управления майорского «туарега». Молоканов нажал кнопку на брелоке, и машина приветливо пиликнула, подмигнув габаритными огнями.

– Садись, – сказал Молоканов, зачем-то покосившись на окна управления, – прокатимся в одно место.

Пожав плечами, капитан занял место на переднем пассажирском сиденье. Когда он захлопнул дверь, отгородившись от внешнего мира тонированным стеклом, Молоканов вдруг повернулся к нему и многозначительно прижал указательный палец к разбитым губам, призывая напарника к молчанию.

– Надо опросить эту Фролову, – громко сказал он, запуская двигатель. – И вообще пройтись по соседям. Вдруг у кого-нибудь из них в холодильнике голова Парамонова или, скажем, Журбина?

– Как скажешь, – безропотно согласился совершенно сбитый с толку капитан.

По дороге они почти не разговаривали – Молоканов включил музыку, вывернув регулятор громкости почти до предела. Слушал он исключительно русский рок – «Машину времени», «Калинов мост», «Сплин», «ДДТ» – и на дух не переносил обожаемый Арсеньевым шансон. Ехали довольно долго и приехали почему-то не к дому Щеглова, а в автосервис, расположенный на окраине Москвы. Молоканов остановил машину у ворот, переговорил о чем-то с механиком, а затем высадил капитана, оставив его любоваться видом на трубы ТЭЦ и высящийся в отдалении гигантский мусорный курган свалки, и загнал машину в гараж. Впрочем, скучал Арсеньев недолго: через две минуты Молоканов присоединился к нему – уже без машины, в пешем строю.

– Что мы тут делаем? У тебя что, машина барахлит? – спросил капитан.

– Ну, не то чтобы барахлит, а так, надо кое-что проверить, – уклончиво ответил Молоканов. – Так сказать, профилактический осмотр.

– Обязательно в моем присутствии? Лучше бы я в самом деле эту старуху допросил!