Спецназовец. Взгляд снайпера

Пить спиртное правоверным строго-настрого воспрещается. Фаза был великий грешник и всякий раз, нализавшись крепленой бормотухи, слезно каялся в своем пагубном пристрастии. Раскаяние ничего не меняло, алкоголиком он был законченным, стопроцентным, хроническим, и с работы (а заодно и из ведомственной квартиры) его до сих пор не выгнали только потому, что он при всем при том ухитрялся оставаться отменным дворником и каждый день надраивал вверенную ему территорию до немыслимой, прямо-таки стерильной чистоты.

Пил он, что называется, все, что горит, и столько, сколько получалось раздобыть. Неизвестно, что именно подвело его на этот раз, качество или количество, но результат был налицо: расправляться со своей «Белой лошадью» Гунявому предстояло в полном одиночестве. Вообще-то, налить Фазе стакан-другой Гунявый никогда не жалел, противно было только выслушивать его бессвязные покаянные речи; плюс, заключающийся в живом застольном общении, таким образом, уравновешивался минусами этого общения, и потому, осознав, что остался без собутыльника, Гунявый не обрадовался и не огорчился. Разве что чуточку встревожился: если татарина не откачают и он откинет немытые копыта, угол в ведомственной квартире придется освободить, и тут никакой Молоканов не поможет, потому что он не волшебник, а всего-навсего мент в чине майора. Это для Гунявого гражданин начальник благодетель, царь и бог, а для управляющей компании, которая владеет квартирой Фазы, он – никто, ноль без палочки, мелкий государственный чиновник, не имеющий к ее работе ни малейшего отношения…

Санитары захлопнули дверцы, и «скорая» отъехала. Плечом вперед протолкавшись через редеющую толпу зрителей и выслушав энное количество нелицеприятных комментариев в свой адрес, Гунявый нырнул в подъезд. Притянутая доводчиком железная дверь закрылась за его спиной, клацнув контактами электрического замка, и Гунявый перевел дух: здесь, в попахивающей кошками полутьме подъезда, чертовы старухи уже не могли его достать и спровоцировать на поступок, который мог дорого ему обойтись. Терпеть придирки старых ведьм становилось труднее день ото дня; он отмалчивался в надежде, что когда-нибудь им надоест его клевать или найдется другой объект для сплетен, другая мишень для полных ядовитой злобы замечаний, бросаемых в спину, как отравленные дротики, но тщетно: старухи не успокаивались, ошибочно принимая его долготерпение за неспособность дать сдачи. А он держался из последних сил, не желая сердить майора Молоканова и терять крышу над головой, и понимал, что однажды не выдержит, возьмет на кухне у Фазы разделочный нож и устроит во дворе настоящую резню, как забравшийся в курятник хорек.

Потемневший, от долгого употребления сделавшийся гладким и обтекаемым, как морской камешек-голыш, латунный ключ мягко, как по маслу, вошел в разношенную прорезь разболтанной сердцевины замка, который даже никогда не друживший с техникой Гунявый, верно, сумел бы отпереть ногтем. Голая, выкрашенная бугристой масляной краской дверь открылась со знакомым скрипом, впустив Гунявого в провонявший грязным тряпьем, потом, застарелым дымом скверного табака, пропитанный кисло-сладким запахом дешевого вина полумрак квартиры. Вдоль стены под потолком прихожей, служа весьма сомнительным украшением, тянулись трубы коммуникаций – не тонкие, как в других квартирах, где они скромно прятались по углам, а толстые, магистральные. На трубах тихо прело, источая слабый смрад, развешенное на просушку тряпье.

Квартира дворника еще на стадии проектирования представляла собой некое случайное явление, возникшее в результате ошибки кого-то из проектировщиков; это было что-то вроде декоративной заплатки, наложенной неумелым портняжкой там, где сошлись, стянулись в один некрасивый комок все складки и морщинки, согнанные с фасада сшитого наспех платья. Газовщики, водопроводчики и работники теплосетей были здесь частыми гостями и чувствовали себя в этой квартире как дома. Здесь вечно пахло то газом, то канализационными стоками, то затхлой сыростью от протекающих в подвале водопроводных и отопительных труб, но обитатели этой прогнившей насквозь берлоги не сетовали на судьбу и не предъявляли претензий коммунальным службам: вечно пьяный Фаза просто ничего не замечал, а Гунявый, повидавший и не такое, принимал все неудобства как данность. Все это было бесплатным приложением к его судьбе, досталось ему по праву рождения, как сынку олигарха достаются папашины миллиарды, а отпрыску королевской фамилии – титул и родовые поместья.