Спецоперация Крым 2014

Сибирский кот Боцман уже до того привык к этим ежедневным повадкам хозяина, что еще на кухне принимал позу спортсмена, ждущего на беговой дорожке эстафетную палочку, чтобы рвануть на дистанцию. Как только Боман видел, что хозяин с чашкой кофе направляется в кабинет, он срывался с места, бежал впереди Александра Ивановича и с ходу запрыгивал в кресло, а затем на стол, трамбуя своими мягкими лапами рукопись и подставляя бока. Кручинин брал его на колени, поглаживал и, прихлебывая кофе, начинал читать написанное вчера – по свежим следам событий. Ему не надо было ничего выдумывать, не нужно было старательно выписывать цитаты из архивных документов, ссылаться на штабные справки и доклады – в те дни история Черноморского флота творилась за окном его дома:

«С конца февраля 2014 года на Черном море разыгрывалась первая в истории России и Украины «битва флотов», – писал Кручинин. – И хотя не гремели пушки, не горели и не дымили тонущие корабли, бескровная схватка эта имела захватывающий драматичный сюжет. Когда в 20-х числах февраля в Крыму сменилась власть, а 16 марта прошел референдум, окончательно закрепивший статус республики, она уже на следующий день де-юре стала частью России. И это значило, что в тот же час военно-морские силы Украины (ВМСУ) в Крыму из хозяев превратились в квартирантов. Россияне стали намекать им, что надо бы определяться – уходить или оставаться»…

* * *

В главной каюте украинского корвета сидели двое – командир корабля капитан II ранга Михайло Пивень и его старпом Богдан Любецкий, капитана III ранга. Оба мрачные и злые. Оба смачными морскими матюками чехвостили и министра обороны Украины, и командующего военно-морскими силами республики, от которых по-прежнему не было четких директив. С утра – один расплывчатый приказ, к вечеру – другой, такой же «резиновый».

Сначала было принято решение о свободном выходе украинских кораблей из Крыма в Одессу. Российский Черноморский флот им не мешал. Россияне даже подкалывали украинцев: «Можем на буксир по такому случаю взять и до Одессы дотащить».

Корвет Пивня даже начал съемку и движение к новому месту базирования, однако в Киеве вдруг передумали – приказали своим кораблям оставаться Крыму.

Как потом выяснилось, новая украинская политическая верхушка рассчитывала устроить крымский Майдан и привлечь к этому экипажи кораблей и членов семей военных моряков. Однако киевские власти не учли то обстоятельство, что уже на начальной стадии событий в Киеве большинство членов экипажей (в основном – крымчан) не собирались поддерживать Майдан, и тем более выступать в качестве силы, подавляющей народные выступления на полуострове.

Первое время командирам из числа так называемых нацпатриотов за счет информационной изоляции удавалось удерживать экипажи на кораблях и не допускать их политического разложения активистами крымской самообороны. Но даже отрезанные от событий на берегу, некоторые украинские офицеры и матросы каким-то образом узнавали новости о происходящем на суше и поначалу легко клевали на провокационные слухи о том, что в Севастополе якобы начались этнические погромы украинцев и надо немедленно с оружием в руках спасать своих близких.

Правда о том, что в действительности происходит не только в Севастополе, но и в других городах Крыма, все равно просачивалась в кубрики кораблей. К тому же активисты севастопольской самообороны, то и дело подходили на катерах к украинским кораблям и активно «давили» на экипажи, призывая их через мегафоны не поддерживать новую киевскую власть и не идти против народа.

По кораблям и береговым частям военно-морских сил пошел разлом.

Однажды старпом Любецкий с паническим лицом, едва успев сказать «п-шу разрешения», вошел в каюту командира и с порога выпалил:

– Только что мичман Ткаченко с берега на катере хлеб привез! Он рассказывает, что Нагайский вместе с экипажем перешел на ту сторону! Представляешь? Уже и Андреевский флаг поднял!

Пивень окаменел, как памятник. Он давно знал капитана II ранга Андрея Нагайского, командира разведкорабля – вместе учились в «нахимовке», правда – на разных факультетах.

С трудом выдавил упавшим голосом:

– Ну, началось…

А к вечеру и на следующий день стали поступать на корабль Пивня новые мрачные вести – и другие командиры кораблей вместе с личным составом решили перейти под юрисдикцию России. И таких случаев становилось все больше.

Тогда что-то дрогнуло и забродило в экипаже корабля Пивня. Некоторых офицеров, мичманов, старшин и матросов словно подменили – пошли по кубрикам разговоры «а может и нам»…

Тех же офицеров, которые поддерживали командира и новую киевскую власть, в экипаже за глаза называли «майданутыми». А вскоре случилось самое страшное – группа матросов и старшин во главе с мичманом Ткаченко ночью покинула корабль.