Вечером Баталин доложил начальнику отдела результаты своей поездки в дивизион радиоразведки. Выслушав подчиненного, Селезнев только пожал плечами.
– Что тут скажешь? Тянет твоего Епихина на свою территорию со страшной силой.
– Вот уж и вправду мистика какая-то.
– Ладно, пусть лучше будет так, чем как у Бочкова. Две группы ушли и, как в воду канули, не слуху ни духу.
– И что ни одной радиограммы?
– Ни единого писку.
Полковник подошел к карте и долго рассматривал красные флажки на ее зеленой поверхности. Потом обернулся к Баталину.
– Придвигайся поближе, будем думать, как вытаскивать твоего Епихина. Ему теперь тяжелее будет, чем в тылу врага: без документов, в немецкой форме, с радиостанцией. Нарвутся на скорого на расправу, и руки не успеют поднять.
Баталин вдруг вспомнил слова, которые сказал Епихин в прошлый раз, о том, что лучше своим не попадаться. Да уж, как в воду глядел. Только тогда он все-таки был в гражданке, с советскими документами, пусть и с липовой легендой, но вполне правдоподобной. А теперь…
– Действовать будем так. На очередном сеансе связи сообщишь командиру приказ выходить к дороге Сергиевск – Романово, а потом передвигаться вдоль железки. Берешь машину, загружаешь три комплекта обмундирования, документы и выезжаешь на станцию Поветки.
Полковник показал на карте названные пункты.
– Предупреди ребят, чтобы были максимально осторожны.
…Разведгруппа вышла в нужный квадрат без осложнений. Баталин разыскал их и доставил в Москву. Однако засиживаться в столице было недосуг. Командование требовало разведывательную информацию. И требования эти возрастали с каждым днем.
Через неделю разведгруппа лейтенанта Бориса Епихина была десантирована в тыл врага. Вскоре радист группы отстучал радиограмму: «Прибыли благополучно. Приступаем к выполнению боевого задания».
Глава 3
Начальник Главного разведывательного управления генерал-майор Алексей Панфилов шел по коридору. Он был настолько погружен в свои мысли, что не заметил полковника Павла Селезнева.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – поприветствовал начальника Селезнев.
Панфилов рассеянно оглянулся, секунду-другую смотрел на полковника каким-то отсутствующим взглядом, потом понял, кто перед ним.
– Павел Николаевич! Ты мне как раз и нужен. Пойдем.
Он двинулся по коридору в противоположную сторону от своего кабинета. Селезнев, не совсем понимая, куда они идут, пошел за начальником. Через несколько шагов генерал словно пришел в себя. С досадой махнул рукой.
– Что-то я задумался.
С этими словами генерал повернул обратно. Войдя в кабинет, Панфилов молча указал полковнику на стул.
– Не знаю, с чего начать, Селезнев… Впрочем, читай сам.
Он протянул сложенный вчетверо лист бумаги. Полковник развернул лист. В глаза бросился яркий, не совсем обычный шрифт. Это печатали явно не машинистки Разведуправления, да и не Генштаба. Свои машинки Селезнев изучил хорошо и ошибиться не мог.
Полковник пробежал глазами текст. Посмотрел на Панфилова. Тот сидел с каменным лицом. Селезнев прочел напечатанное еще раз почти по слогам. Нет, он не ошибся. Этот приказ, он не в силах выполнить. Да и кто-либо другой вряд ли способен выполнить. Хотя отчетливо понимал, чем это может ему грозить.
Генерал видел, как побледнел начальник его ведущего отдела. Это он, Панфилов, был назначен в Разведуправление из войск всего за год до войны. Но Селезнев-то старый, матерый оперативник. Пришел в разведку еще при Яне Берзине, много лет работал за границей, воевал в Испании, прошел, что называется, огни и воды, но, судя по всему, и он такого представить себе не мог. Это же безумство, бред какой-то. Такого попросту быть не может. В общем, все восстало в нем.
– А чей приказ? Начальника Генштаба? – спросил он, хватаясь за соломинку.
В другой бы раз начальник военной разведки на такой вопрос проехался бы по своему подчиненному на танке. Идет война, и даже если приказ отдает ефрейтор на поле боя, его надо выполнять. Впрочем, генерал понимал: в другой раз Селезнев и не задал бы подобный вопрос. Но теперь был особый случай. И потому Панфилов, не проявляя никаких эмоций, ответил каким-то тихим загробным голосом. Одним словом.
– Хозяина.
Это означало только одно – либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
– Если мы не выполним приказ, нас поставят к холодной стенке в подвале Лубянки, – сказал Панфилов. – Как поставили пятерых моих предшественников.
– Кстати, вы были в подвалах Лубянки?
– Ну и шутки у тебя, Селезнев. К счастью, Бог миловал.