Спецоперация «Зверобой»

Григорьев возвратился на свое место. Его тут же стали поздравлять, попросили посмотреть орден, чьи-то руки потянулись за винтовкой. Николай сидел взволнованный, смущенный от такого внимания. Он и представить себе не мог, что его знают в полку. Одно дело в роте, ну в батальоне, но чтоб в целом полку… Даже не верилось. Крепко сказал член Военного совета: «За два дня прикончил шестьдесят семь гадов». Николай, конечно, и сам гордился этой победой, но вспоминать о том бое не любил. Можно храбриться, стоя на сцене, получая ордена, а тогда он думал, что это его последний бой. Конечно, никому об этом не сказал, не признался, но в тот сумасшедший день попрощался с жизнью. Особенно, когда вызвал огонь на себя.

Никогда прежде за год войны не случалось ничего подобного. Всякое бывало: сутками лежал не шелохнувшись на морозе, летом под палящим солнцем, под проливным дождем, твердо зная – твое движение может стать последним. Снайперская дуэль – это прежде всего дуэль нервов, а потом уже мастерство стрелка, быстрота реакции. Порою, в самые трудные, отчаянные минуты, как гремучая змея, вползает в голову предательская мысль: все, больше не могу, не выдержу, лучше страшный конец, чем бесконечное ожидание под прицелом фашиста. Никогда Николай не давал волю таким мыслям, и потому всегда выигрывал. Но тот бой действительно мог стать последним.

А началось все, как ни странно… с тишины. Целые сутки немцы никак себя не проявляли. Не было даже беспокоящего огня. Привыкшие к неумолкающему грохоту бомб, вою мин и треску пулеметов, свисту пуль, бойцы только улыбались друг другу. Не надо было кричать на ухо товарищу, можно было просто сказать, и тот, оказывается, запросто слышал и понимал тебя.

Командир роты лейтенант Семен Скачков и снайпер Григорьев всматривались в передовую линию окопов врага.

– Что скажешь, Коля? – ротный обратился к Григорьеву, который прильнул к прицелу своей снайперки.

– Вроде все как обычно. Никаких особых шевелений. Скопления народа в окопах не вижу.

– Смотри, смотри внимательнее. Пятой точкой чую, неспроста притихли, суки. Что-то замышляют.

Снайпер внимательно «ощупывал» каждый знакомый до боли метр перед окопами противника. К этому его не надо было призывать. Еще в детстве, в далекой псковской деревне Щеткино, его отец, заядлый охотник, учил не просто бродить с ружьем по лесу. Он учил маленького Колю читать лес. Пройдут они километра два, а батя вдруг остановится и спрашивает: что нового в сравнении с прошлым разом заметил. А что там нового, лес он и есть лес. Ветку узрел сломанную. Наверное, охотники. Нет, усмехается отец. Не охотники, а грибники. Сломана она давно, с месяц назад, потемнела на сломе и засохла. А тогда еще был не сезон охоты.

Но Коля хитер. Его не просто так ущучить. «А может, это браконьеры? Они сезонов не соблюдают». «Да нет, – не соглашается отец, – если бы браконьеры в нашу глушь забрели, они бы натоптали бы здесь, как бизоны. Мы бы сразу с тобой их разоблачили. Это скорее кто-то из деревенских ветки надламывал, чтобы обратную дорогу найти».

Стрелять начал учить его батя с малолетства. Заряды специально делал для него легковесные, чтобы отдачи сильной не было. Потом в школе он пошел в стрелковую секцию. Победил на районных соревнованиях. Поехал на область. Занял второе место. Дальше было военное училище, победа на чемпионате округа… Потом, как гром… 22 июня 1941-го.

Григорьев стряхнул с себя воспоминания и вновь припал к окуляру прицела. Немецкая сторона хранила молчание. Стемнело. Наступила ночь. А на переднем крае по-прежнему давящая тишина.

После полуночи в роту приполз наблюдатель. Доложил: колонны немцев движутся к переднему краю. Вдалеке слышатся работающие двигатели танков.

«Утром попрут», – подумал про себя Григорьев.

Так и случилось. После девяти часов немцы совершили налет на нашу оборону, отбомбились. Потом вступила в дело артиллерия и минометы. Грохот, вздыбилась земля, дым застелил пространство перед окопами. Появились убитые и раненые. Некоторые землянки были повреждены.

Стоя в отрытом стрелковом окопе со снайперской винтовкой в руках, Григорьев внимательно вглядывался вперед.

Артиллерия замолчала. Дым рассеялся, и Николай увидел, как выплеснулась из вражеских окопов серая волна – густые цепи вражеских солдат стали быстро расползаться по полю. Слышны были гортанные крики фашистских офицеров, подгоняющих своих подчиненных. Увидев эту серую массу врагов, Григорьев подумал: «Да тут не меньше двух батальонов».

Немцы, как всегда, палили от живота.

– Подпускаем поближе! – услышал он команду ротного.

Как только серая волна подкатилась на расстоянии метров сорока, первыми ударили пулеметчики, их поддержали автоматы и винтовки наших стрелков.

Григорьев бил в первую очередь по офицерам и по наиболее ретивым солдатам, которые ближе всего подбегали к нашим окопам. Троих офицеров и четверых солдат он успел «снять».