Спецоперация «Зверобой»

К рассвету разведчики достигли намеченного пункта. Для дневки отыскали место посуше. Давно уехал Баталин из родного района, но и сейчас навскидку помнил, что впереди у них Лехонов Бор, река Лесновка, деревня Мордашки, Титовщина, а по дороге на Велиж – Закрутье, Лукашево, ближе к границе района село Медюльки. Cмешные, добрые, такие теплые названия. Все они теперь под пятой фашиста.

– Старшина, давайте вместе с Григорьевым пройдитесь дозором по окресностям, оглядитесь. Чтоб никаких неожиданностей, – приказал Баталин. «А мы пока сверимся, правильно ли идем, не сбились ли с азимута», – подумал про себя Сергей и вытащил из сумки карту.

Никеров и Пивоварова расстелили плащ-накидку, разложили не хитрую снедь. Баталин окинул взглядом походный стол: продукты стремительно таяли, как снег под весенним солнцем. На этом скудном пайке вряд ли дотянем. Надо думать, где разжиться снедью.

Пока готовились к приему пищи, на полянке появились дозорные. Впереди них шел небольшого роста седой старичок в старой потертой кепке, в коротком сером пальтеце, перехваченном в поясе пеньковой веревкой.

– Гостей не ждете? – спросил Сараскин.

Все молча смотрели на деда. Лишних глаз им как раз и не хватало. Кто он, этот седенький? Чем дышит? Может, свой в доску, да только, кто его знает. Чужая душа, как известно, потемки. Однако обижать недоверием старого человека не стоит.

– Присаживайтесь, отец, к нашему столу, – пригласил Баталин. – Как говорят, чем богаты, тем и рады. Как звать вас, величать?

Дед потоптался в нерешительности, потом присел, поставил рядом корзинку.

– Батька мой, Пиман, Пантелеем меня назвал при рождении.

– Значит, Пантелей Пиманович. Никак по грибы собрались? – поинтересовался Коскинен.

– Это раньше, до войны можно было носом водить, выбирать: в грибы, в ягоды, с ружьецом на зверье, а теперь подбираю все, что попадется под руку. Набрал чуток ягодок для бабули…

– А где ж ружьецо? Тушеная зайчатинка для бабули получше ягодок будет! – улыбнулся Грибной и протянул старику сухарик с кусочком тушенки.

Дед Пантелей посмотрел на тушенку, понюхал и оправил в рот. Прожевал, благостно закатил глаза.

– Зайчатинка, говоришь. С начала войны мяса у вас первый раз и пригубил. А ружье? Ружье немец отнял. Испужался, гад…

– Это чего ж так? – уточнил Никеров.

Старик ничего не ответил, только провел ладонью по седой бороде. Потом едва слышно сказал:

– Казнил бы я извергов, если б ружье не забрали. Всех бы не успел, но двоих-троих точно бы положил. За внучку мою, Дунечку.

– Что случилось, отец? – спросила Аня Пивоварова.

Дед Пантелей поднял голову, посмотрел на Анну. Глаза его наполнились слезами.

– Внучку мою, четырнадцать годков всего, изнасильничали вчетвером. А когда она не выдержала, схватила нож и бросилась на фашиста, тот застрелил ее из пистолета, прямо в грудь. Стрелял, пока патроны не кончились. Шесть пуль…

Старик заплакал, сухонькие плечи его затряслись, потрескавшимися костлявыми пальцами он вытирал слезы, которые катились по впалым щекам. Разведчики растерянно смотрели друг на друга, не зная, как утешить деда. Баталин почувствовал, как все клокочет у него внутри.

– Ничего, вернется Красная армия, еще посчитаемся, – шептал сквозь слезы Пантелей.

– Мы и есть Красная армия. Мы уже вернулись, – сказал Коскинен. – Рассказывай, дед, где эти изверги?

– Живут в моей хате четверо насильников. Лейтенант, фельдфебель и двое унтеров. Нас с бабкой выгнали, а сами жрут, пьют…

– А вы где с бабкой?

– Сначала в сарае жили, а теперь по ночам знобко становится, перебрались в хлев, где раньше корова стояла. Там теплее.

– Так, Пантелей Пиманович, сейчас будем рисовать план твоей хаты, – сказал Грибной, вытаскивая из полевой сумки лист бумаги.

– Это зачем? – испугался старик. – Что вы задумали? Господь с вами, сынки. Видать, зря я вам про внучку сказал. В деревню идти нельзя, там немцев в каждой хате кишмя кишит. Я сам был пластуном в империалистическую, два Георгия имею. Генерал Брусилов лично вручал. Знаю, что это такое, потому прошу, не надо…Если ж чуть шумнете, выстрел, крик, тяжко придется.

– Мы их тихо, отец, приговорим. Разве вы, пластуны, когда ползали к немцам в окопы, не рисковали?

Старик только пожал плечами.

– Стало быть, так, рассказывай нам все, что знаешь про этих скотов. Как вооружены, когда приходят домой со службы, в какое время спать ложатся, где часового выставляют? Насколько я понимаю, у тебя живут командиры – лейтенант, унтеры, фельдфебель. Чердак в хате есть? Погреб?

Баталин понимал, что от Селезнева ему не поздоровится. Доложи он об этом в Центр, получит строжайший запрет и серьезное предупреждение. Однако ребят уже не остановить, да, и откровенно говоря, он не собирается никого останавливать. Сергей сам поведет бойцов. Они прикончат фашистов, и пикнуть не успеют. А если что-то пойдет не так, значит, не судьба им приговорить к смерти Гитлера, но четырех гитлеровцев они точно прибьют.

– Отец, – обратился к старику Баталин, – ты сможешь нас провести в дом до того, как придут квартиранты?