– Преступление будет избегнуто, а покушение останется налицо… Подумали ли вы о политических последствиях этого события, господин Штибер? – продолжал Бисмарк после минутного размышления. – Царь Александр, увидав, что императорская полиция не сумела его охранить, уедет из Франции… и под каким впечатлением!.. Я его знаю… Немало политических замыслов разлетятся, как дым, и Наполеону придется, даром потратившись на любезности, оставить все планы о заключение союза… Да… А если виновник покушения избежит казни, если присяжные из добрых буржуа, разнюнившись, как телята, от жалобных слов адвоката о несчастной Польше, не вынесут убийце смертного приговора, в Петербурге будут сильно негодовать, и надолго между Россией и Францией будут нарушены добрые отношения… а на моих плечах будет одной большой заботой меньше… Для нас, немцев, это покушение было бы настоящей милостью Провидения; а если убийцу арестуют, французской полиции будет принадлежать честь раскрытая заговора, она получит поздравления и благодарности за свою расторопность и заботливость, Александр будет считать себя должником Наполеона, а нам, нам придется вести борьбу на два фронта – в Петербурге и в Париже. <…>
– Кто же ваш убийца? – небрежно спросил Бисмарк.
– По-видимому, совсем еще молодой человек, ему лет двадцать или около того…
– Ребенок… и поляк, никогда парижский суд присяжных не приговорит его к смертной казни; это было бы противно всем буржуазным симпатиям г-на Прюдомма.[454]
В самом деле, досадно будет, если этому юноше не придется произвести своего выстрела.Коляска въехала в ворота посольства. Привратник подошел с низким поклоном.
– Господин тайный советник, – обратился он к Штиберу, – в моей комнате уже с полчаса ожидает вас какой-то человек.
И он указал пальцем на субъекта, довольно грязно одетого и с большой тростью в руке. Последний вручил Штиберу записку. Пробежав ее, Штибер передал ее канцлеру, который прочитал следующее:
„Г. начальник полиции весьма сожалеет, что г. советник Штибер не застал его, и в случае, если дело касается службы, г. начальник полиции будет счастлив принять г. советника в любые часы ночи“.
Оба немца быстро переглянулись.
– Скажите г-ну начальнику полиции, что я благодарю его, но что дело, о котором я хотел переговорить с ним, не спешно, – сказал Штибер,
Посланный с Иерусалимской улицы удалился.
Час спустя Штибер, снова надев парик и наклеив бороду, выходит из посольского особняка, чтобы еще раз встретиться в условленном месте с подчиненным ему полицейским агентом. Тот подтвердил все данные, сообщенные им ранее, и прибавил, что молодой человек, за которым следили весь день, купил пистолет и заряды у оружейника на Севастопольском бульваре. Он скромно пообедал в кухмистерской того же квартала; сыщик сидел за соседним столом. Вечером молодой поляк вернулся в свои меблированные комнаты, и сыщик уверен, что он уже оттуда не выйдет до утра.
Сыщик получил приказание на завтрашний день ни на шаг не отходить от Березовского и взять себе в помощь еще двух полицейских агентов. В особенности необходимо быть рядом с поляком в ту минуту, когда он приступит к выполнению своего замысла, и помешать ему.
Тайный советник получил от своего клеврета уверенье, что все будет сделано согласно его предписаниям. <…>
6 июня 1867 г. более 300 000 любопытных столпилось около огромного Лоншампского скакового поля и в Булонском лесу. <…>
Начался разъезд. Придворные экипажи стали поворачивать обратно в город, по крайней мере, пытались это сделать, так как со всех сторон все прибывали коляски, торопясь добраться до средней аллеи, чтобы, возвращаясь, избегнуть давки. Но так как все руководились одной и той же мыслью, то загромождение произошло необычайное и распутать его не представлялось никакой возможности. Жандармы и полицейские чины принуждены были отложить попечение о водворении хоть какого-нибудь порядка. Императорские экипажи оказались задержанными. Наполеон, ехавший в первой коляске вместе с царем и великим князем Владимиром, приказал дежурному шталмейстеру, скакавшему рядом с коляской, силой проложить себе дорогу, чтобы выехать в боковую аллею, менее загроможденную. Рамбо – дежурный шталмейстер – заставил ближайшие экипажи посторониться, и императорская коляска направилась по боковой аллее. Здесь было очень тесно: разряженная праздничная толпа смеялась, болтала и весело шумела. Рамбо, оглядываясь по сторонам, чтобы выбрать дорогу, заметил молодого человека, который, отделившись от маленькой кучки людей, бросился навстречу коляске. Инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, что побуждало его, шталмейстер пришпорил свою лошадь, которая взвилась на дыбы… и внезапно рухнула на землю. Пуля, выпущенная из пистолета, попала ей в лоб. Раздался второй выстрел, но пуля потерялась в деревьях. Полицейский агент Штибера, не покидавший Березовского и зорко следивший за ним, видел, как молодой поляк направил свое оружие на царя. С быстротой молнии он ударил под руку убийцу, и пуля, предназначенная императору, пролетела над головой монарха.