Спящие

Проблема в молоке, признается наконец медсестра. В донорском молоке.

– Господи! – восклицает Бен.

Вся морозилка забита бутылочками с молоком, сцеженным из груди других женщин. А сколько уже успела выпить Грейси, если пустой тары набралось целый пакет.

– Одна из доноров могла подвергнуться заражению, – поясняет медсестра.

Позже Бен будет вспоминать выражение лица Энни до того, как на них обрушилась катастрофа, – открытое, лучезарное, безмятежное. Она держит Грейси на руках, подложив ладонь ей под голову, где еще не успели зарасти роднички. С ребенком страх ощущается в разы острее.

– Есть жалобы на самочувствие? – интересуется медсестра.

– О боже, – шепчет Энни, прижимая ладонь ко рту. – Боже мой.

Ей так неловко их беспокоить, оправдывается медсестра. Подвески на ее браслете бьются о планшет. Но лишняя осторожность не помешает.

– Вынуждена спросить, ваша девочка спит не больше обычного?

– В каком смысле? – Энни порывается сказать еще что-то, но вдруг захлебывается безмолвным плачем. Раньше такого не случалось никогда, сейчас происходит регулярно, хотя Энни всегда считалась самой спокойной в семье. Самой уравновешенной. Но теперь Бену приходится вклиниваться, брать на себя роль переводчика.

– Она много спит.

Даже сейчас одетая в летнее платьице малышка сладко посапывает, открыв ротик.

– Надо измерить температуру, – произносит медсестра.

Своих детей у нее нет. Это заметно по манере общения – подчеркнуто вежливой, отстраненной. В последнее время Бен с первого взгляда отличает бездетных от состоявшихся родителей, словно научился видеть незримые узы, объединяющие людей.

Медсестра держит градусник в паре сантиметров от лобика Грейс – без непосредственного контакта. Такими же термометрами пользовались в роддоме, когда тело малышки только приспосабливалось регулировать температуру, а конечности после длительного пребывания в воде медленно сокращались, как медуза в период миграции.

– Нам сказали, молоко стерилизовано, – бормочет Бен. – Разве его не должны стерилизовать?

Медсестра дрожащими руками стискивает термометр, стараясь держаться как можно дальше. В результате цифры в окошечке сбиваются, нужно начинать все заново.

– Какая-то накладка, – лепечет она. – Простите.

За ее спиной тихонько поскрипывают садовые качели. Где-то лает собака. Грейс начинает открывать и закрывать ротик, точно рыба.

Наконец заветное пиканье. Жа́ра нет. Напряжение немного спадает.

Но завтра опять придут измерять температуру, предупреждает медсестра. Делать это полагается дважды в день. А пока они должны прекратить давать ребенку сцеженное молоко. Остатки нужно выкинуть, а малютку перевести на смеси. И последнее:

– На всякий случай пусть девочка пока побудет дома. – Медсестра стягивает перчатки и пятится. – И настоятельно попрошу не выезжать за пределы города.

Неделями они бились над тем, как уложить Грейси спать. Качали по-особенному, подбирая оптимальный ритм. Купили светильник-черепашку и музыкального морского конька. Однако лучше всего дочка засыпает под колыбельную их сердец, поэтому супруги сутками нянчат ее на руках, прижимая крохотную головку к своей груди, спинка девочки выгибается, кулачки сжаты. Пока один укачивает, второй приносит кофе, воду, ломтики копченого сыра, чтобы лишнее движение, не дай бог, не разбудило малютку.

Но теперь они боятся позволить ей сомкнуть глаза.

Бен за час изучил все не прочитанные за две недели статьи. Информация разнится, никто не может сказать, насколько опасна болезнь. Точное число жертв неизвестно. Очень тяжело отыскать достоверные факты.

Однако тепло, исходящее от Грейс, – неопровержимый факт, как и ее взгляд, перебегающий от отца к экрану ноутбука. Мерное дыхание, каждая секунда, когда кислород проникает в ее легкие, тоже неоспоримые факты.

– Это моя вина, я во всем виновата, – повторяет Энни.

– Нет, виноваты врачи.

Бен изучает инструкцию на коробке со смесью, припрятанной в буфете на случай, если закончится донорское молоко.

Энни пытается покормить дочь грудью. Материнское молоко – волшебное средство, утверждают специалисты. В нем содержатся антитела, гормоны и даже тайные послания. Каждая капля – на вес золота. Однако, несмотря на все потуги Энни, молоко быстро иссякает. Грейс брыкается, ищет другой источник.

Бутылочку со смесью она опорожняет в мгновение ока. Какое-то животное удовлетворение осознавать, что малышка сыта.

Она очень тихий ребенок. Все так говорят. Но не чудится ли? Или она сегодня ведет себя тише обычного? А если инфекция уже проникла в ее кровеносную систему и теперь подбирается к мозгу?

Они не надевают перчаток, не отстраняются от дыхания дочери. Им даже в голову не приходит, что собственный ребенок может стать для них угрозой. Нет нужды озвучивать очевидную истину, открывшуюся спустя всего три недели: если что-то случится с Грейс, их дальнейшая судьба уже не имеет никакого значения.