Спящие

Неподалеку застыли в ожидании новостные фургоны, их спутниковые тарелки обращены к небу. Скоро родители увидят в новостях, как Мэй, невысокая, худенькая, бредет, словно заложница, среди толпы подростков в масках.

Они строго соблюдают инструкции: идут единой колонной с интервалом в несколько футов, шеренга петляет среди покинутых зданий студгородка.

Сзади раздается глухой удар – спортивная сумка со стуком приземляется на асфальт. Дробь быстрых шагов сменяется бегом.

Мэтью, осеняет Мэй. Парень вырывается из строя. Топот бегущих ног заглушают вопли двух десятков полицейских, когда те пускаются в погоню. С головы Мэтью слетает выгоревшая бейсболка. Кто знает, триумф или отчаяние сквозит в быстром мелькании кроссовок, в том, как беглец сдергивает маску, и она, кружась словно лепесток, опускается на землю.

Мэй с завистью наблюдает, как Мэтью исчезает вдали. Она бы в жизни не решилась на подобное.

Мэтью молод, силен, а очертания города так близко, прямо за часовней и библиотекой. Парень упорно мчится вперед. Не важно, есть у него цель или нет, главное – шанс, вот чего так не хватало узникам общежития, поэтому сейчас они радостно подбадривают бегуна.

В последний момент полицейские настигают его у столовой и валят на тротуар. У наблюдателей вырывается стон отчаяния, когда Мэтью пригвождают к земле.

В строй он возвращается с огромной ссадиной на щеке. Эта ссадина с застрявшими кусочками асфальта подтверждает окрепшие подозрения: у ребят больше нет права голоса.

– Так почему? – интересуется парень позади Мэй.

Она не сразу понимает, что вопрос предназначен ей.

– Прости, не расслышала.

– Я говорю, почему ты безвылазно сидишь в комнате?

– Неправда, не безвылазно, – с бешено колотящимся сердцем возражает Мэй.

Сокурсник смотрит на нее скептически, как будто хочет уличить во лжи. Над верхним краем маски пробивается щетина – в карантине кое-кто из парней перестал бриться.

– Без обид, но тебя вообще не видно и не слышно, – произносит он.

Мэй читала, что экстренные ситуации сближают людей, однако в ее случае вышло наоборот. В памяти всплывает единственное дружелюбное лицо – Дженнифер с английского семинара. Если бы только она оказалась рядом! Девочки толком не знакомы, общались пару раз за ланчем. Как ни горько осознавать, но, похоже, Дженнифер – ее единственная подруга в колледже.

Мэй перевешивает сумку с плеча на плечо, просто чтобы занять руки.

Дорога к пункту назначения не занимает много времени. Подростки даже не пытаются скрыть разочарования.

– Спортзал? – возмущаются девочки. – Нас переселяют в спортзал?

Только временно, заверяют медсестры, хотя сами почти на грани истерики. Подозревают, что инфекция распространяется через систему вентиляции.

Двери спортзала открыли и зафиксировали заранее, чтобы никто не касался металлических ручек. Бактерии способны жить на поверхности до пяти дней, а вирус и того дольше.

– А может, вы просто врете?! – кричит Мэтью, когда полицейские заводят его внутрь. – Может, остальные ребята с этажа давно мертвы?

– Прекрати! – огрызаются сокурсницы.

Но Мэй в глубине души разделяет его опасения. Сложно понять, что в действительности происходит. Сложно отличить, где правда, а где ложь.

Баскетбольная площадка уставлена зелеными раскладушками, знакомыми всем, кто хоть раз смотрел репортажи об ураганах. Ряды постелей тянутся от одной сетки к другой, в изголовьях лежат свернутые в рулон синие одеяла.

– Ты как? – спрашивает Мэй у поравнявшегося с ней Мэтью.

Однако тот молча проходит мимо.

Студенты уже столбят спальные места: поставил сумку – мое! – эхо голосов перекликается со скрипом подошв по вощеному полу, а Мэй взбирается на верхнюю трибуну и звонит матери.

– Я пыталась дозвониться все утро, – сетует мама на том конце провода. – У меня от страха кусок не лезет в горло.

Мэй закидывает ноги на спортивную сумку, красный нейлон протерся от многолетних теннисных тренировок.

– Я тут подумала… – начинает Мэй и тут же осекается.

Ей тяжело продолжать. Семья так гордилась ее поступлением в элитный колледж – стипендия и прочее. С десятого ряда трибун суета в зале напоминает мышиную возню.

– В общем, – набирается духу Мэй, – когда все закончится, я, наверное, вернусь домой.

От одной мысли становится легче, как будто с наслаждением растягиваешься на собственной кровати.

Мама не говорит ни слова. Она всегда молчит в знак неодобрения.

– Надеюсь, еще не поздно подать документы в Калифорнийский институт искусств, – забрасывает удочку Мэй.

Снизу доносится взрыв смеха. Даже сейчас кто-то ухитряется смеяться.

– Мам?

Снова тишина. Мэй проверят сотовый – аккумулятор сел.

– Эй, ты! – кричит охранник. – На верхней трибуне! – Все оборачиваются к Мэй. – Немедленно спускайся! Вам велено сидеть внизу.

Потом Мэй бродит по залу в поисках розетки, но все они заняты чужими зарядными устройствами.

Сложно сказать, чья была идея. Ощущение, что возникает она спонтанно и принадлежит всей компании, раззадоренной водкой, которую кто-то из студентов сумел умыкнуть из общежития. Ребят охватывает радостное возбуждение от одного названия игры: «правда или действие».