Она попыталась досчитать до шестидесяти, сбилась в районе сорока, начала заново и добралась до сотни. Бросок. Гол. «Дайте, же, повтор!». Как там того мужика звали? Который про повторы? Доктор Норкросс знает.
Джанет повернулась к восточной стене, в которой была дверь в душевую и в дезинфекционную. Она пошла к ней, левой-правой, левой-правой. На полу сидел человек, собиравший что-то в папиросную бумагу. Позади неё Ангелочек рассказывала Эви, как она сдерет с той кожу, как вырвет глаза, поджарит их и с удовольствием съест. Она говорила и говорила, становилась всё более злой, её речь становилась всё более деревенской. В этот момент, пока Джанет не сконцентрировалась, весь этот разговор превратился в приглушенное бормотание радиоведущего. Она подходила к восьмой сотне.
— Знаешь, Ангелочек, наверное, я не дам тебе поиграть в «Бум Таун», — сказала Эви, пока Джанет шагала, левой-правой, левой-правой, сконцентрировавшись на разноцветных объявлениях на доске. Надписи на них были, слишком расплывчатыми, но она знала, что там были церковные объявления, расписание встреч «анонимных алкоголиков», занятий ремеслом, прочие памятки и правила. На одном из них была изображена танцующая эльфийка, которая кричала: «У МЕНЯ ХОРОШЕЕ ПОВЕДЕНИЕ!». Джанет остановилась и посмотрела туда, где сидел человек. Никого не было.
— Аллё? Эй! Ты куда это?
— Джанет? Ты в порядке?
— Ах-ха, — Джанет обернулась к камере Эви. У решетки стояла, абсолютно незнакомая женщина. У неё было отрешенное выражение лица, какое бывает, когда ты решишь, будто нечто не может случиться, в силу своей нереальности, а затем жизнь делает разворот и поступает с твоими надеждами так, как она обычно поступает. Такое лицо бывает у детей, когда их царапает кошка, перед тем, как они начинают плакать.
— Я, просто… кого-то увидела.
— У тебя глюки пошли. Такое бывает, когда долго не спишь. Тебе нужно поспать, Джанет. Так будет безопаснее, когда придут мужчины.
Джанет тряхнула головой.
— Я не хочу умирать.
— Ты не умрешь. Ты заснешь и проснешься в другом месте, — лицо Эви было совершенно спокойным. — И ты станешь свободной.
Когда Эви начала об этом рассказывать, Джанет не помнила. Она была сумасшедшей, но не такой, какие обычно встречались в тюрьме Дулинга. Некоторые психи, настолько близки к взрыву, что можно услышать, как они внутри тикают. Ангелочек была такой. Эви же, была, совершенно, иной и не только из-за мотыльков. Эви была воодушевлена.
— Что ты можешь знать о свободе?
— О свободе я знаю всё, — ответила Эви. — Позволь привести пример?
— Как хочешь, — сказала Джанет и бросила осторожный взгляд туда, где сидел человек. Там никого не оказалось. Никого.
— Глубоко под землей, куда не добрался ни один копатель, ты найдешь существ, совершенно слепых, которые, при этом, будут абсолютно свободны. Потому что они живут так, как хотят, Джанет. Они наслаждаются тьмой. И становятся теми, кем хотят, — последнюю фразу Эви повторила с нажимом: — Становятся теми, кем хотят.
Джанет представила теплую тьму, глубоко в земной толще. Вокруг неё созвездиями светились минералы. Она чувствовала себя очень маленькой и находящейся в полной безопасности.
Что-то поползло по её щеке. Она открыла глаза и смахнула с лица нить паутины. Ноги её закачались. Она даже не поняла, что закрыла глаза. Перед ней совсем рядом находилась стена — доска объявлений, дверь в душевую, цементные блоки. Джанет сделала шаг, затем ещё один.
Мужчина был там. Он вернулся и теперь сидел и курил свёрнутый косяк. Джанет не собиралась на него смотреть. Она не сдастся. Она коснется стены, потом развернется и пойдет к противоположной стене. И она не сдастся. Джанет Сорли ещё не готова к кокону.
«Я ещё продержусь, — подумала Джанет. — Я ещё продержусь. Смотрите и учитесь».
Все патрульные машины оказались заняты, поэтому Дону Питерсу, вместе с новым напарником — молодым парнем, школьником ещё, пришлось объезжать улицы к югу от школы на личном «Додже» Дона. На машине не было никаких опознавательных знаков, что, несколько, разочаровывало Дона, но он решил разобраться с этим вопросом позже, взяв из хозяйственного магазина несколько специальных наклеек. Он, всё же, раздобыл небольшую мигающую лампу на батарейках и поставил её на приборную панель, а сам надел форму тюремного охранника. У парня, разумеется, никакой формы не было, он был одет в простую синюю рубашку, однако висевший на поясе «Глок» придавал веса и серьезности его внешности.