Спящий дракон

— С повышением, — неуверенно улыбнулась я.

— Это из-за тебя, — без обиняков сообщил ревизор, усаживаясь на стул для посетителей и привычно скрещивая руки на груди, отчего стал казаться еще квадратнее и основательнее. — Знала бы ты, во что вляпалась… Ратиша Лом.

Я вздрогнула и приподнялась на подушках, изо всех сил упираясь ладонями в больничную постель.

— Найден все-таки сумел легально внести запись в сетевой журнал регистрации? У него же не было моего паспорта!

— У него было удостоверение беженца, — не стал обнадеживать меня Хотен. — Теперь он имеет право требовать от Союза твоего возвращения в Сайтар, и не жди, что я стану сочувствовать.

Ладони проехали по простыне, и я поспешно откинулась назад, устало глядя в белый потолок.

— Не жду, — призналась я. — Союз все равно меня не отдаст.

Это чувствовалось. За три дня в моей палате побывало столько специалистов, один дипломированнее и именитее другого, что сомневаться не приходилось: мой случай вызвал в верхах нешуточный ажиотаж, и ни о каком возвращении к супругу — будь он хоть тридцать раз законный — и речи не шло.

Я старалась заинтересовать каждого. Где не помогали дипломатические ухищрения — будем честны, очень часто — в ход шло откровенное давление на жалость. На женское обаяние рассчитывать было нечего; я видела себя в зеркале. От меня остались одни глаза — и те ввалившиеся, темные, с нездоровым ледяным огоньком на дне.

Он казался мне зеленоватым, и я тихо его ненавидела. Но результат, по крайней мере, того стоил: на меня постепенно приучались смотреть не как на лабораторное пособие, а как на собеседника — пусть и напоминающего суповой набор.

— МагКонтроль крайне заинтересовала возможность непосредственного использования магии в любом агрегатном состоянии, — сообщила я Хотену, как будто он этого не знал, — да и особисты хотели получить сведения о сайтарских технологиях. Подозреваю, что меня не пытались вызволить, надеясь, что я успею разузнать побольше…

— Нет, — безжалостно оборвал меня ревизор, — тебя сочли слишком малозначительной, чтобы переходить к излишне решительным действиям. Президента волнуют проблемы другого порядка. Лют подавал прошение на личное участие, но дело закончилось тем, что его перевели в другой отдел, и с тех пор я видел его только один раз, и то мельком. Третий чин, лицо по особым поручениям. Он не прогадал. А тобой — до твоего триумфального появления из подвала — интересовались скорее с точки зрения информационного давления.

— Но теперь все иначе, — подсказала я, криво усмехаясь. — Поэтому ты здесь, а моих родителей под благовидными предлогами не выпускают из Штильграда. Как они, кстати?

— Рады, что ты жива, — честно ответил он, ничего не отрицая. — А я здесь, чтобы узнать подробности диверсий на Третьем и передать дело в международный суд.

На мгновение мне вдруг страстно захотелось обвинить во всем Найдена.

Но этот порыв был настолько в его стиле, словно мне, переставшей слышать чужие эмоции, не хватало их, — что я зажмурилась и слабо стукнулась затылком о подушку. Перед глазами запрыгали пятна — почему-то преимущественно зеленые — и я безнадежно выругалась.

— Я расскажу. А ты поговоришь с замечательным профессором Чечевичкиной — она, должно быть, еще в больнице, обсуждает с главврачом мою транспортировку — и убедишь ее дать мне кусочек магии. Хоть крошку, мне хватит. А профессор получит уникальную тему для исследования. Регенерация — как раз ее область интересов.

Хотен на мгновение замер, разглядывая меня исподлобья.

— Ты изменилась.

Я выразительно скривила бледные, истончившиеся губы.

Изменилась — не то слово.

— Не только внешне, — отмахнулся ревизор. — Ты… торгуешься. Ты этого никогда не умела.

— Я много чего не умела, — намекнула я, не споря.

Ревизор хмыкнул и склонил голову к плечу.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не имею никаких рычагов давления на горницких профессоров? Передать твои слова и поддержать идею я могу, но заставить сделать по-твоему, если Чечевичкина не согласится, — нет.

— Мы же оба понимаем, что, когда ты передаешь слова и поддерживаешь идеи, это получается убедительно, как ни у кого другого, — улыбнулась я. — Личное обаяние, я полагаю?

Он улыбнулся в ответ и весомо кивнул, а мне впервые пришла в голову мысль, что, может быть, я никогда не буду для него подходящей партией, но друг для друга мы — все-таки не только полезный контакт.

Повторное предложение напичкать будущее кафедральное пособие магией, не сходя с места, профессора Чечевичкину равнодушной не оставило. Седовласая госпожа появилась на пороге моей палаты уже четверть часа спустя, какая-то пришибленная и тихая — последствия общения с Хотеном Верещагиным во всем блеске его убедительности.

По сравнению с нашей первой с ней встречей, когда пришибленной и тихой осталась я, это был определенный прогресс.

— Ты не говорила, что у тебя есть такие связи, — с осуждением в голосе посетовала Алевтина Станиславовна, как будто я обязывалась докладывать ей о любых возможных препонах в работе — а тут такой квадратный казус.