– Эспириты, как мы выяснили, приходят на музыку, и я думаю, он поёт любимую песню Соль, чтобы приманить её, – важным тоном, словно представляя наблюдения научного эксперимента, объявил Сива.
– Или же он опять что-то употребил и теперь веселится, – буркнула Лиле, которая никак не хотела верить, что Ингвар способен петь, да ещё романтическую песню, да ещё и ради кого-то.
– Опять? А у него есть, что употребить? – с потаённой надеждой спросил Ясень, передавая бинокль Лиле.
Она только дёрнула плечом на его вопрос и, приложив окуляры к глазам, поджала губы, с досадой наблюдая за Ингваром.
– Но, может, у него настроение хорошее. С чего ты взял, что он для безглазой поёт? – чуть погодя предположил Ясень.
– Потому что вон она, – спокойно ответил Сива.
Лиле навела бинокль в ту сторону, куда он показывал: Соль, белая, что иней на зимних окнах, стояла, прячась за сосной, так что Ингвар не мог её видеть. Лиле вскрикнула:
– И впрямь она!
Ингвар, похоже, услышал её вопль и настороженно посмотрел на лес. Он покрутил головой и остановил взгляд на их кустарнике.
– Не повезло, – констатировал Сива.
Ингвар поднялся.
– Бежим, – пискнула Лиле и первая припустила к дому.
Мало того что он не заметил слежки, так ещё и упустил Соль. Скиталица метнулась перед ним в тот же миг, когда трое миротворцев бросились врассыпную из кустов. Ингвар звал её и уговаривал вернуться, но Соль так и не пришла к нему, будто обидевшись за то, что из их свидания он устроил театр для сектантов.
В лагере его ждали.
– Мы решили, что надо всем вместе отправиться в мир грёз. – Елена поднялась ему навстречу. – Возможно, если вы двое будете с нами, он ответит на наши вопросы.
Все тринадцать были в сборе у костра и с готовностью закивали, соглашаясь с предводительницей. Ингвар оглядел их: теперь ни за что не догадаться, кто те трое, что проследили за ним, а затем умчались с визгом и хохотом, как нашкодившие школьники, застуканные за подглядыванием в женской раздевалке. Все братья выглядели, как обычно: серые лица, обтянутые кожей скулы, а в глазах либо решимость, либо безразличие, но никакой задорной искринки. Ингвар с подозрением присмотрелся к Ярре, но даже у рыжего язвительного миротворца не отражалось на лице никаких признаков недавней выходки. Только у Лиле на лбу появилось красное пятно, грозившее превратиться в шишку – похоже, бедняжка, где-то упала. Но от его взгляда она мигом зарделась и отвернулась.
– Воспринимайте мир грёз, как живое существо, – вдохновенно начал Ихтар. – Мы изучаем его, а он нас. Мир грёз пытается общаться с нами, исследуя язык наших чувств.
– Может, начнём? – прервал Ингвар, даже завидуя той страсти, с которой говорил Ихтар.
– Да, конечно, – спохватился миротворец, – что петь будем?
Ингвар пожал плечами.
– «Во времена былой любви», – подсказал кто-то сзади.
Ингвар немедленно обернулся и прищурился, поочерёдно смотря в глаза братьям и надеясь припугнуть шутника, но миротворцы снова выглядели одинаково равнодушно.
– Я плохо знаю текст, – извинился Ихтар.
Золотая вспышка растянулась в пространстве от слов простой колыбельной, и мир грёз снова распахнул свои сумеречные объятия.
– Итак, мир грёз учится общаться с нами, – продолжил лекцию Ихтар, – например, как мне удалось выяснить, он запоминает и реагирует на наши эмоции.
Ступни Ингвара ударились о деревянные доски палубы, и он едва не присел от удивления.
– Например, сейчас я передаю ему настроение любопытства и умиротворения.
Небольшой деревянный корабль, сошедший, будто со старинной картины, оказался посреди безбрежного тихого моря. Ингвар обернулся на миротворцев, но не встретил на лицах того же удивления, что испытал сам: измождённые глаза их лишь выражали растерянность. Ингвар выглянул за борт: с цветами и запахами у мира грёз было плоховато, но вот картинка получилась идеальной. Блёкло-зеленоватое море покачивало кораблик, бережно обнимая ладошками волн.
– Это выглядит необычно, Ихтар. – Елена, положив руку на живот, присела на скамью у фальшборта.
Ихтар улыбнулся, ветер едва подул, и корабль двинулся по волнам.
– Как ты это сделал?! – не выдержал Ингвар. – Я не знал, мы так можем.
– Знал бы, если бы не избегал мира грёз.
Ингвар прищурился, и Ихтар поспешил оставить наставительный тон:
– Ладно, слушай: как я сказал, мир грёз изучает наши эмоции и тут же повторяет их в себе. Я заметил, что проще создать эмоцию, представив какое-то воспоминание, и чем лучше представишь, тем ярче проявится оно в мире.
– Давай попробуем задать ему наш вопрос? – предложила Елена.
Ихтар опомнился и кивнул, звякнув шляпой.
– Как нам разбудить Живую землю?
Вокруг парили любопытные эспириты. Море всё так же хранило радушное молчание, а брат Ихтар стоял на носу, прикрыв глаза и сосредоточив внимание на запросе.
– Глядите! – крикнула Азовка, указывая вверх.
В облаках возникла огромная живая трубка. Она извивалась, пульсировала и тянулась через всё небо.
– Отлично. Гигантская кишка в ответ на наш вопрос… – зевнул брат Ярра.
– Только это не похоже на кишку, видите сокращения? – Сестра Мора вытянула руку.