Спят курганы темные

На мой вопрос об имени, звании и личном номере – его я задал на английском – «байда» ответил на украинском с еле заметным американским акцентом. Впрочем… выговор был почти правильным – так, наверное, разговаривали галичане, когда Львов был польским, – но интонации были скорее американскими.

– Сержант Мищенко, личного нумеру не маю.

– Кончай ломать комедию, Фрэнк! – я устало посмотрел на америкоса. – На простого вуйка[54] ты совсем не похож.

– Ну, если вы знаете, как меня зовут, – нагло усмехнулся тот, перейдя на английский, – то требую, чтобы меня содержали согласно Женевской конвенции.

– Это с какой стати? – я постарался изобразить на лице неподдельное удивление.

– Я военнопленный, – сказал он и закинул ногу на ногу.

Еще немного, подумал я, и положит ноги на стол.

– А что, США объявили войну ДНР? Или наоборот? Похоже, я что-то пропустил, – с любопытством посмотрел я на него. – То, что вы делаете, вполне подпадает под действия, которые иначе как терроризмом не назовешь. А за него, между прочим, в Донецкой республике полагается смертная казнь. И никто не будет вас обменивать. Просто в один роковой для вас день вас выведут во двор, прислонят к исклеванной пулями кирпичной стенке, и…

– Но ведь в нас вложили миллионы, – испуганно заверещал пиндос.

Похоже, что до него наконец дошло, что он влип, причем крепко. И я совсем не блефую, расписывая его дальнейшую судьбу. К тому же его начальство вряд ли будет стараться вытащить его из каталажки. Ведь это означало бы признаться, что американцы напрямую участвовали в войне на стороне украинских путчистов. Не то чтобы это их сильно огорчило, но все же…

К тому же в Штатах могут появиться весьма нежелательные вопросы к властям предержащим со стороны их собственных избирателей.

– Если в Донецк поступит должным образом оформленная просьба, то мы отдадим им тела ваших людей, – вполне серьезно сказал я. – И ваш труп в том числе. Думаю, что ваше начальство прикажет срочно всех кремировать и похоронить втихаря. Ведь шум поднимать для парней из Вашингтона будет невыгодно.

Фрэнк долго молчал, уставившись взглядом в пол, потом поднял голову и твердо произнес:

– Хорошо. Что именно вы хотите знать?

8 августа 2014 года, раннее утро. Саур-Могила. Князев Игорь, воскресший из ада

– Четверо, – прошептал я.

– Судя по их поведению, лохов, – чуть слышно усмехнулся Колумб. – Будь тут профессионалы, они бы уже нас на раз-два вычислили. А так мы их обойдем – вон там…

С напарником я был абсолютно согласен. Представьте себе – на опушке горит костер, двое сидят у него, чего-то там жуют и лясы точат, а двое других расположились чуть поодаль, у самой кромки леса, с вонючими сигаретами в зубах. Ни охранения, ничего – либо они были столь хороши, либо уверены в своей полной безопасности. Да, все четверо – с нашивками «навоза».

Будь нас не двое и будь мы с боевым оружием, можно было бы попробовать наказать их за беспечность. Конечно, у нас были два ствола – точнее, физически три, охотничья двустволка у меня и «сайга» у моего приятеля. Но даже при свете костра было заметно, что у них в наличии и броники, и автоматы, и, наверное, многое другое. И даже если мы смогли бы их положить, первый же выстрел переполошит всю кодлу – с предсказуемым для нас результатом. И я лишь ответил ему в стиле американских вояк-суперменов из голливудских фильмов:

– Роджер.

И захромал вслед за своим приятелем по гребню направо в надежде обойти расположение врага.

Эх, зря не пошел я тогда в ополчение… Анечка моя меня уговорила – мол, ты и так хромаешь после Афгана, а потом у тебя семья… Трое, положим, уже взрослые, но мы-то со Славкой… На мой аргумент, что кое-какие накопления имеются, в том числе и в валюте, она отвечала: «А после того?» Я ей пытался возразить, что она хирург и неплохо зарабатывает, но она все-таки меня переспорила. Хотя девятого мая я ходил в центр города, чтобы отпраздновать священную для меня дату – и поучаствовал в отражении попытки украинской армии захватить центр города. Кстати, именно эти события убедили многих – включая мою Аню – пойти двумя днями спустя на референдум и проголосовать за независимость ДНР.

Впрочем, жизнь в городе изменилась мало. Марик наш казался тихой заводью, здесь сосуществовали новые городские власти с портом и заводами, исправно платившими налоги и таможенные сборы в карман украинских властей. Большинство ополченцев ушли на север – кто в Славянск из последних сил оборонявшийся, кто в Донецк, где ускоренными темпами создавались силы для обороны города. А кое-кто подался и вовсе в Рубежное и Лисичанск. Мы с Аней ходили на работу, Славка наш до конца мая – в школу, а новости о боестолкновениях мы черпали из российских и украинских сетевых источников. Время от времени мы созванивались с дочерью Ольгой, жившей на хуторе недалеко от Снежного, но у них было еще тише, чем у нас.