Спиноза

И вот тут произошло нечто странное: стоявшие относительно неподалеку, у здания парламента гвардейцы ничего не сделали, чтобы навести порядок и утихомирить толпу, а охрана тюрьмы… покинула свои посты. Многие историки убеждены, что все это, включая приступ «народного гнева», было не случайным, а тщательно срежиссировано по указанию Вильгельма Оранского.

Когда толпа ворвалась в камеру, где укрылись братья де Витт, Корнелиус лежал на кровати и читал Расина. Рядом с ним сидел Ян и читал Библию.

Сначала братьев хотели повесить, но пока их тащили к виселице, то то ли застрелили, то ли забили до смерти — до сих пор это покрыто мраком. Увидев, что Корнелиус и Ян де Витт мертвы, озверевшая толпа сначала вскрыла ножами их тела и вытащила внутренние органы. Затем погромщики стали расчленять трупы братьев. Части их тел продавались по частям и тут же съедались покупателями. В конце концов от братьев остались только кости, которые и были выставлены на всеобщее обозрение.

Оказалось, что от просвещенного XVII века до первобытной дикости и каннибализма так называемого «человека разумного» все еще отделяет только один шаг, и этот шаг он может проделать в любой момент.

В тот день супруги ван дер Спик впервые увидели на глазах своего постояльца слезы, и это был вообще первый случай, когда он не скрывал своих чувств. В 1676 году Готфрид Лейбниц навестил Спинозу в Гааге и записал в дневнике, что во время прогулки по городу Спиноза рассказал, что в ту страшную ночь изготовил плакат с надписью «Ultimi barbarorum» («Вы — самые большие варвары!») и хотел вывесить его на месте линча братьев де Витт. Однако Генрих ван дер Спик закрыл дверь своим телом, не дал ему выйти из дома и уговорил вернуться в свою комнату, заявив, что опасается за его жизнь, так как опьяненная кровью толпа продолжает блуждать по улицам.

Это была правда, но, безусловно, не вся правда — в неменьшей степени ван дер Спик опасался за себя и свою семью, которой могло не поздоровиться, если бы выяснилось, что она предоставляет кров столь горячему стороннику де Витта.

Большинство биографов Спинозы его поведение в этой истории считают героическим. Нода будет позволено автору этой книги заметить, что на самом деле вся эта катавасия с плакатом выглядит, мягко говоря, странно.

Значительная часть населения Голландии владела грамотой, но владела она именно голландским, а никак не латинским языком. То есть с тем же успехом, с каким Спиноза написал свой плакат на латыни, он мог бы написать его на старославянском, иврите или любом другом языке — народ бы его в любом случае не понял. Спиноза не мог этого не знать, и если бы действительно хотел быть услышанным толпой, вполне мог написать тот же текст на голландском языке. Но, как видим, он этого не сделал.

Так кому же он адресовал плакат? Неужели исключительно интеллектуалам и священнослужителям? Что ж, может быть, он и в самом деле считал варварами именно их, так как гибель братьев де Витт в значительной степени была результатом травли и подстрекательства со стороны монархистов и церковников. Или это была та показная «смелость», которая немногого стоит, — Спиноза знал, что ван дер Спик не даст ему выйти за дверь?..

Тот факт, что Спиноза крайне тяжело, со слезами, воспринял известие о гибели де Витта, его биографам видится как еще одно доказательство, что они были близко знакомы и даже близки, и именно покровительство де Витта давало возможность продолжать полуподпольно продавать «Богословско-политический трактат» во всех городах страны. Но на самом деле этот факт ровным счетом ничего не доказывает. В конце концов, слезы по вождю (а тем более по вождю, погибшему такой страшной смертью) — в натуре человека. Де Витт олицетворял для Спинозы самого последовательного для той эпохи сторонника свободы и демократии, и вместе с ним он оплакивал и свободу с демократией.

Голландия после 20 августа 1672 года и в самом деле стала другой страной. Одновременно с ростом монархических настроений резко усилилось влияние духовенства, начались гонения на инакомыслящих.

В этот период и начинается активная атака на Спинозу, один за другим выходят произведения, направленные против его «Богословско-политического трактата», а затем статьи и памфлеты, направленные лично против него и его сторонников, которых обвинили «в радикальном картезианстве».

Причем Спиноза с болью обнаружил среди авторов этих сочинений знакомые имена профессоров различных университетов страны — Ренье Майнсфельда, Иоганнеса де Реи, Кристофера Витиха, Теодора Кранана. Все они считались последователями картезианской философии; со многими из них Спиноза был знаком лично, и хотя у спинозистов имелись с ними существенные расхождения, эти ученые мужи также считались поборниками науки и свободомыслия.

Понятно, что всеми ими двигал страх, причем страх этот не уходил и после смерти Спинозы.