Спиноза

В качестве нового места жительства Спиноза выбрал Гаагу, и этот выбор объяснялся не только советами друзей. Гаага и в самом деле имела массу преимуществ. С одной стороны, она была значительно тише и меньше Амстердама, а воздух в ней был заметно суше, а с другой — Гаага являлась столицей и университетским городом. Здесь вершилась политика страны, здесь жили многие интеллектуалы и меценаты, и при этом отсюда было, что называется, рукой подать до Амстердама. Всего пара-тройка часов в карете — и вот ты уже в городе своего детства и юности!

В Гааге Спиноза поначалу поселился на улице Вирке в доме, принадлежавшем вдове адвоката Виллема ван дер Верве, причем вопреки своему обыкновению занял не одну, а сразу несколько комнат на втором этаже дома. Вдова после смерти мужа начала сдавать комнаты с полным пансионом, и Спиноза поначалу согласился на эти условия.

Иоганн Колерус, который впоследствии поселился в одной из тех комнат, где жил Спиноза, потом не раз пытался расспросить вдову о самом знаменитом ее постояльце, но пожилая женщина могла рассказать немного. К примеру, то, что хотя он мог бы вполне обедать вместе с ней в гостиной, Спиноза обычно просил подавать обед ему в комнату; мог по несколько дней подряд вообще не выходить из дома, а уже чем он безвылазно занимался в своих комнатах — это, как говорится, уж его дело.

Не стоит забывать, что Гаага, как и любая столица, была дорогим городом; стоимость жизни там была на порядок выше, чем в Ворбурге, а вдова оценивала свои комнаты и обеды в сумму куда большую, чем другие домовладельцы. Словом, через год с небольшим Спиноза понял, что переоценил свои финансовые возможности и жизнь на полном пансионе ему не по карману.

В мае 1671 года он переехал на улицу Павильюнсграхт, арендовав за 80 гульденов в год комнату в доме Генриха ван дер Спика.

Спиноза не прибеднялся, но и отнюдь не скрывал от своего квартировладельца, что ведет стесненный образ жизни — в разговоре с ним, как вы помните, он часто сравнивал себя со змеей, держащей в зубах собственный хвост — имея в виду, что едва сводит концы с концами.

Впрочем, так это трактует Колерус, а что именно имел в виду, произнося эту фразу Спиноза, мы не знаем. Во всяком случае, у древних египтян змея, кусающая себя за хвост, символизировала Вселенную и все сущее, проще говоря, субстанцию — и в таком значении этот символ был знаком древним римлянам. Так что ассоциируя себя с этим древним символом, Спиноза, вероятнее всего, хотел сказать нечто совсем другое.

По вероисповеданию ван дер Спик был лютеранином, а по профессии — художником, членом цехового объединения художников, скульпторов и печатников «Гильдия Святого Луки». Занимался он в основном оформлением помещений, но не упускал ни одной возможности подработать — брал заказы и на написание портретов, и на стенную роспись, а также, имея юридическое образование, время от времени выступал в качестве адвоката в военном суде Гааги.

В доме ван дер Спиков Спиноза прожил последние годы жизни, и между ним и хозяевами вскоре сложились по-настоящему дружеские отношения.

Этому в немалой степени способствовало то, что Спиноза был чрезвычайно удобным квартирантом. Настолько удобным, что иногда казалось, что его попросту нет — большую часть времени он сидел в своей комнате, из-за закрытой двери которой не доносились даже звуки его ремесла. Ел он тоже зачастую в своей комнате. Лишь когда он чувствовал, что шлифовка стекол, работа над окончательным вариантом «Этики» или другим сочинением несколько утомили его, он спускался в большую гостиную ван дер Спиков, чтобы выкурить трубочку и поговорить о каких-нибудь житейских пустяках — эти разговоры позволяли ему отдохнуть и развеяться.

Время от времени он любил сыграть с ван дер Спиком партию в шахматы, исход которой был предсказуемым — Спиноза обычно выигрывал. Но «даже когда ван дер Спику удавалось поставить мат и он счастливо потирал руки, Спиноза отнюдь не выглядел разочарованным и улыбался своей обычной мягкой улыбкой. Как-то ван дер Спик поинтересовался: неужели проигрыш не вызывает у него даже легкой досады?

«Нисколько, — ответил Спиноза. — Ведь независимо от того, кто из нас выигрывает, один из королей получает мат, и это радует мое сердце республиканца».

Не менее теплые отношения, чем с Генрихом ван дер Спиком, у Спинозы сложились с его супругой Маргаритой — она оценила его деликатность и, одновременно, то неназойливое участие, которое он проявлял ко всем ее заботам.

Впрочем, довольно автору пересказывать Колеруса — пора предоставить слово ему самому.