Спиноза

— Да, наконец, это уже другая почва… удовольствие… И в снежки играть удовольствие, да не пойдешь же!

— А отчего мне не идти, если мне этого хочется?

— Ну, иди, — ответил Корнев. — Снег скоро выпадет. Вон товарищи уже ждут»[215].

Но если «секулярная революция» где-то и безоговорочно победила, то разве что в бывшем СССР (впрочем, некоторые западные философы приравнивают существовавший там культ вождей к своего рода религии). Но и в большинстве стран Европы религии все же пришлось сильно потесниться перед секуляризмом и, по меньшей мере, внешне сдать его сторонникам все институты власти.

В этом-то и заключалась грандиозная победа Баруха Спинозы, его ответ тем, кто когда-то стоял за его отлучением.

* * *

Но как бы ни было огромно влияние «Богословско-политического трактата» на европейское общество, наибольшее влияние эта книга, безусловно, оказала на евреев.

Начавшийся в XVIII веке отход еврейской молодежи от иудаизма, приобретший массовый характер во второй половине XIX века, вне сомнения, объясняется теми глобальными сдвигами, которые происходили в общественном сознании в целом и в еврейских массах в частности. Но так же несомненно то, что «Богословско-политический трактат» играл роль своеобразного катализатора этого процесса.

Не случайно, если в XIX веке эту книгу читали уже в основном разве что студенты гуманитарных факультетов университетов, то в еврейском мире она была (и, что самое интересное, остается таковой в Израиле!) одной из самых читаемых молодежью книг. Именно с «Трактата», как правило, начинался отход еврейского юноши, получившего традиционное воспитание, от исполнения заповедей иудаизма.

Возможно, это в значительной степени объяснялось тем, что Спиноза говорил на одном с ними языке — он прошел через ту же систему обучения, что и они — хедер, «Талмуд — Тору», ешиву; он читал те же книги, что и они; он знал, что и как говорили на уроках учителя-раввины — словом, он был одним из них, и именно потому его аргументация оказывала такое шокирующее, переворачивающее еврейское сознание действие, какого она не могла оказать на христианина.

Так евреи, оказывается, не избранный народ, и Тора вовсе не дана Богом от своей первой буквы «бэт» до последней буквы «ламед»?!

Так все пророчества о том, что Бог вернет свой народ в землю Израиля и возродит Еврейское государство, — всего лишь игра воображения пророков?!

Так после гибели Еврейского государства уже можно не молиться и не соблюдать заповедей о субботнем покое, кашруте и т. д.?!

Так, значит, главное — это просто любить Бога и быть хорошим, порядочным человеком, а в синагогу ходят только религиозные фанатики и невежды?!

Но главное заключалось в том, что крещение для подавляющей части этой молодежи было неприемлемо; даже если она утратила веру в Бога, такой шаг означал для еврейских юношей и девушек измену своему гонимому народу — и категорически отвергался. И тут вдруг выяснялось, что можно не соблюдать заповедей иудаизма и при этом оставаться евреем. Как Спиноза! Великий Спиноза!

Все это настолько отвечало голосу времени, тайным внутренним сомнениям еврейской молодежи, вопросам, на которые она искала ответы и находила их в «Богословско-политическом трактате», что невольно закрадывается подозрение, что книга эта в первую очередь и была рассчитана на еврейского читателя. Это была мегабомба, заложенная под традиционный еврейский мир.

Автор по собственному опыту общения с еврейской интеллигенцией разных поколений знает, что многие ее представители искренне считают, что философия Спинозы и есть «подлинный иудаизм», очищенный от «кожуры» устаревших ритуалов и предписаний.

Сам Спиноза, похоже, придерживался близкой точки зрения и, как уже говорилось, довольно прозрачно намекал на это в одном из своих последних писем Ольденбургу. Об этом же говорил Гегель, когда утверждал, что спинозизм в целом — это философски перевоплощенный иудейский монотеизм, Бог Спинозы — это все тот же задрапированный в «геометрические одежды» «еврейский Иегова». Гегель ошибся разве что в одном: не «Иегова», конечно же, а «Элогим», «Бог Сил» — именно последним именем в иудаизме принято обозначать Бога как Творца Вселенной, установившего ее незыблемые законы. Имя же «Иегова» (Тетраграмматон, сакральное четырехбуквенное имя), как правило, обозначает Бога как Творца человеческой истории, а в этом качестве Он Спинозу не интересовал; более того — в такой роли философ Ему отказывал.

Достаточно типичным примером того, какое влияние труды Спинозы оказывали на еврейскую молодежь конца XIX — начала XX века, является история жизни автора одной из первых и лучших биографий Спинозы на русском языке Савелия Ковнера.