Спиноза и его друзья в Древней Руси

Чисто вымытый, с волосами, смазанными репейным маслом, в шёлковой рубахе вышел к пирующим бывший разбойник. За ним гуськом потянулось остальное семейство. Все нарядные, умытые и даже немножко симпатичные.

Соловей прокашлялся, сунул в рот два пальца и негромко засвистел что-то лирическое. Дети с женой подсвистывали на все лады. Богатыри слушали и притоптывали в такт. Вдруг Одихмантьев сын взял фальшивую ноту и раскашлялся. Волосы у него на голове поднялись сами собой.

– Соловей Одихмантьевич! – бросился к солисту научный консультант и художественный руководитель. – Вы сорвали голос?

Соловей молча показал на дверь. Там, в окружении стражи, стояли связанные Петуля и Пушкин.

Глава 9. Сор из избы

Владимир нервно расхаживал по приёмной.

– Идолище нужно изничтожить, – непререкаемым тоном заявил он. – Я не могу допустить, чтобы в такой момент, когда мы толком не закончили процесс крещения всея Руси, по улицам бродил оживший истукан и смущал умы новообращённых. Уже и так пошли кривотолки. Кто говорит, что я тайно поклоняюсь старым кумирам, другие и вовсе засомневались в существовании Христа и вернулись к старой вере. Мало мне восстаний волхвов, так я ещё должен доказывать народу, что это никакой не Перун, не Даждьбог, а самый что ни на есть, как вы утверждаете, русский сказитель.

– Дядя Володя, – как можно убедительнее сказала Геракл. – Не знаю, чем вам мешает памятник Пушкину, но очень прошу выпустить его и Петулю из темницы. Понимаете, мы здесь случайно, нам нужно вернуться в Выселки за диваном.

– Погоди, Катя, – вмешался Спиноза. – Ты так всё ещё больше запутываешь. Владимир Святославович, – он поправил очки, – мы понимаем ваши проблемы и сложную внутреннюю обстановку на Руси. Но войдите и вы в наше положение. Мы вообще из другого времени. Пушкин – национальная русская святыня…

– Вот-вот! – гневно нахмурился Красно Солнышко. – Святыня! Которой уже, заметьте, вовсю поклоняются! Во имя истинной веры я должен казнить его публично! Обязан!

– Это не решение вопроса! – запальчиво воскликнул научный руководитель. – История не простит вам подобного кощунства! При жизни Александр Сергеевич, между прочим, был примерным христианином.

– Да! – подхватила Геракл. – Он и крестик носил. Ему няня дала, Арина Родионовна.

– Кумир – и крещёный? – недоверчиво спросил Владимир. – Впрочем, это не меняет сути дела. Тёмному народу все едино.

Дверь кабинета распахнулась.

– Что вам угодно, матушка? – недовольно спросил князь.

Старая княгиня подошла и сердито дёрнула сына за чуб.

– Вот тебе, негодник! – заругалась она. – Честных людей в темницу сажаешь! Свой род забыл, бесстыдник?!

– Вы чего, матушка Малуша? – Владимир попытался освободиться от цепких княгининых пальцев.

– Чего? Чего? – передразнила мать. – Кого в темнице держишь?

– Идолище и волхва его, – виновато ответил князь. – Народ будоражат одним своим видом.

– А знаешь, как волхва того зовут? Рюрикович, вот как! – княгиня оттолкнула Владимира от себя. – Между прочим, я за него чуть замуж не вышла в девушках.

– Поразительно! – оторопел Спиноза. – Почему я об этом не знал?

– Мало ль чего ты, чужанин, не знал, – осадила консультанта Малуша. – Брат мой Добрыня может то подтвердить.

– Матушка, побойтесь Бога, – взмолился Святославович. – Нешто вы совсем из ума выжили на старости-то лет? Тот волхв вам во внуки годится.

– Не твоего ума дело, – отрезала княгиня. – Русским языком тебе сказано: все они, – она кивнула на Геракла и Спинозу, – из другого времени. Пришлые они. Потому и не стареют! В их земле наш век за год идёт!

– Ладно, – вынужден был сдаться князь. – Волхва помилую. Как Рюрикович Рюриковича. Пусть убирается подобру-поздорову. А за идолище и не проси! На колокол пойдёт. Сперва проклянём прилюдно, потом разобьём, потом перельём.

– Дядя Володя…

– От слова своего княжеского не отступлюсь! – не дал договорить Кате Владимир.

– Беги за Добрынею, чужанин, – шепнула княгиня на ухо Спинозе. – За братом моим.

– Понял… – и Витя хлопнул себя по оранжевому шлему. – Ой, совсем забыл… Мне тут думу распустить надо. Бояре уж который час сидят, дожидаются…

– Распускай, – дозволил князь. – Мы их потом известим.

И, опустившись на колени перед иконой в красном углу, Владимир принялся истово отбивать поклоны.

Малуша с Катей переглянулись.

Дверь снова распахнулась. Широкими шагами вошел в приёмную Добрыня Малович, дядя и наставник Владимира Святославовича.

– Аминь, – Красно Солнышко неохотно поднялся с колен.

– Казнь отменяется, – объявил племяннику Добрыня.

– Вы что, сговорились? – рассвирепел Святославович. – И вообще, кто в данное время князь?

– В данное время – ты, – спокойно ответил дядя и присел на лавку, закинув ногу на ногу. – А до тебя был Святослав. А до Святослава Игорь, который, между прочим, первым стал называться великим князем.

– Да-да-да! – раздражённо отозвался Владимир. – Ты мне ещё всю родословную расскажи. И с той, и с другой стороны. А то я её не знаю!

– Не знаешь, – Добрыня поменял ноги местами. – Что, например, с твоим киевским дедушкой Игорем случилось?