Спиритический сеанс

— Скажи, как? — девушка почти умоляла. Она чувствовала, что разгадка этого запутанного дела, как-то связана со странной женщиной с картины, висевшей в ее комнате. Так подсказывало ей журналистское чутье. Но, похоже, госпожа Брамель не очень спешила помочь Тане.

— Иди за мной, стань мной, помоги мне вернуться.

Девушка изумленно глядела по сторонам, но никого не видела вокруг. Лишь одинокие кресты, да могильные плиты уныло глядели на нее. Таня оглянулась по сторонам и, не зная, что делать дальше, пару раз шагнула вперед. Но оступилась и упала, угодив прямо на старое захоронение. Испуганно отпрянув, Таня ухватилась за покосившееся надгробие, покрытое мхом и паутиной и изумленно ахнула. На старом камне потемневшая, еле видная надпись гласила: Летиция Брамель.

— Боже, — прошептала девушка, осторожно проводя рукой по древней могильной плите. — Но зачем? — подняв голову, Таня обратилась в пустоту. — Для чего ты мне показываешь место своего захоронения?

— Помоги, — и опять неясный шепот вместо ответа.

Таня встала на колени, борясь с усталостью и отчаянием.

— Я не понимаю тебя, — честно созналась она.

Но стоило ей это сказать, как легкий ветер, приносящий ей слова мертвой красавицы, словно ополчившись на девушку, с силой ударил по ногам, и, не устояв, Таня упала на влажную от тумана землю. Ударившись головой о камень, девушка застонала от боли и, морщась, снова села на колени. Туман рассеялся, могильник ожил: послышалось стрекотание сверчков, и тут и там вновь раздались стоны усопших. Луна вышла из-за туч и осветила старинный камень. В серебристом свете надпись изменилась и теперь гласила: Таня Сэвидж.

Девушка ахнула и подскочила на постели. Рассвет едва задавался, розовый свет проникал в комнату, освещая ее и прогоняя ночную тьму. Таня устало прикрыла лицо руками, тяжело дыша. Ощущение было такое, что она и не спала вовсе: голова гудела, тело ныло от ломоты. Чувствуя необычную дрожь, девушка убрала руки и лицом к лицу столкнулась с Л. Брамель… спокойно глядящей на нее с картины. Таня вздохнула и упала на подушки. Приснится же такое. Ерунда, да и только.

Потерев сонные глаза, девушка зевнула и встала с кровати. Но, почувствовав резкую боль, вскрикнула, уставилась на свои ноги и… растерянно заморгала. Подол ее ночной сорочки был порван, пятки — испачканы землей, а на левой ноге от щиколотки до колена алела глубокая царапина.

***

Следующие два дня напоминали кромешный ад. Журналисты, неизвестно как прознавшие о том, что мадам Бланшар подозревают в убийстве собственной помощницы, бессовестно атаковали старенький коттедж. Они дежурили у дверей и под окнами днем и ночью, телефоны пришлось отключить, так как звонки не прекращались, выйти из дома было невозможно, и двое суток «оккупации» Рианнон и компании стали самыми трудными днями в их жизни за последнее время.

Люсьен, выступавший в роли пресс-атташе известного медиума, периодически выходил к репортерам и заявлял, что мадам Бланшар и впредь отказывается отвечать на их вопросы и никаких комментариев по поводу этого дела не дает. Но журналистов невозможно было унять. Они продолжали терроризировать домочадцев.

Также к ним присоединилась добрая половина города. Многие сочли своим долгом встать на защиту Биксби и с транспарантами призывали «изгнать ведьму отсюда». Другие же, любопытные стервятники (как их называл Люсьен), жадные до сплетен, получили уникальную тему, чтобы потренировать свое злоязычие. Уж какими только словами ни называли бедную Рианнон, в каких грехах ее ни обвиняли. Некоторые вспоминали те моменты, когда она отказывала им по определенным причинам в приеме, другие обличали женщину в шарлатанстве, а третьи просто глазели на дом, «развесив уши», и ждали новых сплетен. Была ещё одна очень занимательна группка людей, родившаяся под влиянием так быстро идущего технического прогресса. Они, вооружившись камерами мобильных телефонов, пытались ухватить лица в окнах коттеджа, чтобы потом, естественно, выложить это в социальные сети.

Заголовки газет пестрили скандальными «фактами» из жизни мадам Бланшар. Ей припомнили обезумевшего Жана Батиста и скончавшегося Бенджамина Холмса (естественно, по ее вине).

Бернард держал оборону дома. Дважды он снимал особо активных журналистов с балкона. Один раз — оператора, вооруженного камерой, с крыши, когда тот пытался пролезть в дымоход. И несколько раз с помощью швабры и сковородки спасал дверь от взламывания.

Бренда, не имевшая возможности выходить на рынок за продуктами, перешла на блюда из консервированной фасоли.