Я надел халат, повесил на шею стетоскоп и направился в приемную, где меня ждал первый пациент.
Когда к десяти часам Мэйси так и не появилась, я начал беспокоиться.
Несмотря ни на что, я хотел ее видеть. Даже слушать, как она бубнит себе под нос надоедливые мотивчики. Просто знать, что она где-то рядом. Рядом с ней я чувствовал, что снова начинаю жить. Это было не банальное сексуальное влечение, гораздо больше — непреодолимое притяжение, когда не можешь жить без другого.
Ханна была совершенно права. В письме она говорила, что ее жизнь кончена, но моя должна продолжаться. Ведь после похорон я жил как лунатик, влача свои дни один за другим без всякого смысла, погруженный в прошлое, и не желая ничего больше, кроме затворничества, где я мог предаваться драгоценным воспоминаниям о Ханне.
Как же она хорошо меня знала, понимая, что с ее уходом я замкнусь в себе, поставлю крест на своей жизни. И вот, впервые, я вдруг ощутил, что жизнь не только продолжается, но и, к своему немалому удивлению, я счастлив. Ее письмо освобождало меня, разрешало мне строить новые отношения, быть снова счастливым. Оно было подтверждением ее любви. Я всегда буду боготворить годы, прожитые с Ханной, но вновь могу обрести любовь, счастье и все, что может предложить жизнь. Без угрызений совести и сожалений.
В одиннадцать я прервал прием и позвонил домой Мэйси. Никто не подошел, наверное, она уже в пути. И вновь радостное ожидание пронзило меня. Мой персонал готовился встретить ее с энтузиазмом и с шоколадными конфетами. Проходя мимо Линды, я видел имя Мэйси на коробке с мини-трюфелями.
К ланчу мое терпение было на пределе. Где эта Мэйси? Она говорила, что сегодня приступит к работе с утра. Может быть, я неверно вчера понял? Нет, я все понял правильно. Помню, как обрадовался возможности снова ее увидеть.
Она появилась только около двух. Ворвалась в офис в наряде, напоминавшем расцветкой радугу. Линда и остальные сразу столпились вокруг нее, как будто она отсутствовала многие месяцы, а не последние несколько дней, забрасывая ее вопросами. Она была как солнце, вдруг засиявшее над горизонтом, наполняя землю светом, жизнью и весельем.
Пока она всех по очереди обнимала, отвечала на вопросы, я заметил, что взгляд ее кого-то ищет. Нашел меня, и глаза засветились невысказанной нежностью.
И все, что я мог ей предложить в ответ, — была кривая ухмылка. Только после того, как персонал постепенно разошелся по местам, я наконец приблизился.
— Ты сказала, что придешь утром. — Я понял, что выдал себя, но она не обратила внимания на мое недовольство.
— О, Майкл! — Она все еще сияла улыбкой. — Я провела такое замечательное утро, просто не терпится рассказать тебе.
— Ты расскажешь ему потом.
Линда за плечи развернула меня к приемному кабинету.
— А сейчас доктора Эверетта ждут пациенты.
— Ладно.
Я обернулся и утонул в счастливой улыбке Мэйси. Наши глаза на мгновение встретились. Потом она взялась за кисти, а я пошел осматривать Теда Малкольма, пяти лет, который сломал ногу, упав с качелей. За месяц он умудрился сломать три гипсовых повязки, поставив своеобразный рекорд. Бедняга не хотел отставать от сверстников, которые бегали, плавали, загорали. Но он старался все это проделать прямо в гипсе, который от такого обращения периодически разрушался.
Мать была в отчаянии и беспокоилась по поводу заживления ноги.
— Привет, Люси, — поздоровался я, становясь на колени перед мальчиком.
Она ответила натянутой улыбкой.
— Слушай, Тед… — начал я.
— Да, доктор.
— Кажется, у нас проблемы.
Он смотрел в пол.
— Я не хочу носить гипс.
— Я бы тоже не хотел. Без него куда как удобнее, правда?
Он повесил голову на грудь.
— Вы на меня сердитесь? Мама тоже. — И он взглянул из-под ресниц на мать.
— Я не сержусь, — сказал я, — но, как я уже сказал, у нас возникают проблемы. Гипс, конечно, мешает. Тебе надо его немного украсить.
— Украсить?
Я встал и открыл дверь.
— Мэйси, можно тебя на минутку?
Она удивилась, но сразу пришла. Я объяснил ей ситуацию, и по мере того, как говорил, ее глаза разгорались.
— У меня есть решение, — объявила она.
— Правда? — спросил Тед.
— Сейчас вернусь.
И она принесла краски и кисти в кабинет. Я оставил их втроем и прошел в соседнюю комнату. Одного за другим принял трех пациентов, а когда вернулся, Мэйси заканчивала. Она изобразила на гипсе множество различного размера динозавриков, очень удачно разместив их по всему полю.
— Тебе нравится? — спросил я у Теда.
Он широко улыбался.
— Это круто.
— Удивишь своих друзей.
Он с готовностью кивнул.
— Я так и думал. Ты хочешь сохранить их?
Он опять утвердительно потряс головой.
— Прекрасно. Увидимся, когда будем снимать гипс.
И мы с ним ударили по рукам.
Мать Теда схватила меня за руку:
— Спасибо вам, доктор. Мэйси, и вам спасибо. Это просто произведение искусства. Вы не подпишете?
Мэйси на благодарность лишь отмахнулась, но взяла мою ручку и расписалась на гипсе. Она собрала краски и вернулась в коридор. Я был доволен результатом и хотел от себя тоже поблагодарить Мэйси. Но, когда вышел в коридор, ее там не оказалось.