Список Ханны

Она всхлипнула, и Линн поняла, что Дениз тоже страдает, не меньше, чем она. Конечно, большой несправедливостью было то, что они с Марком заплатили за ошибки его сестры, но прошлого не вернуть.

Дениз потянулась через стол, хотела взять за руку Линн, но не посмела.

— Я выплачу каждый цент, клянусь. Я сделаю все, что в моих силах.

Но одними деньгами ничего не исправить, и Дениз это понимала. Говорить об этом было излишним.

— Слышишь?

— Слышу, — отозвалась Линн шепотом, жалея Дениз.

— Мне так плохо, я не могу себя простить, — говорила Дениз сквозь рыдания, ее тонкие плечи сотрясались. — Прошу тебя, пожалуйста, прости меня…

Линн взяла ее руку в свои.

— Я тебя прощаю…

Дениз подняла к ней заплаканное лицо, по которому ручьем лились слезы.

— Это, кажется, никогда не кончится. Марк поехал в Афганистан из-за меня, и теперь… теперь… — Она не смогла больше говорить.

Линн встала и, обойдя стол, обняла Дениз за плечи. Она утешала ее, покачивая, как ребенка, пока Дениз плакала.

Понадобилось много времени, прежде чем она немного успокоилась. Брак Дениз принес всем столько боли, что слабым утешением было знать, что негодяй в тюрьме.

— Если мы потеряем Марка…

— Прекрати! — крикнула Линн.

Марк жив. Она верит, что каким-то образом он сумел выжить, а компания и военные сделают все, чтобы его найти.

— Нужно верить, что Марк все вынесет, и надеяться.

Молиться и верить — все, что теперь им оставалось.

— Я знаю… знаю. — Дениз нашла в себе маленький кусочек храбрости и уцепилась за него. Она вытерла слезы и выпрямилась. — Ты права. Мы должны верить и поддерживать наших родителей. Я верю, что он жив.

Они обнялись, потом Линн ушла к себе на софу и уснула прерывистым сном.

Через два дня пришло известие, что Марка и второго пилота освободили из плена. Мюриел позвонила, плача от радости. Их освободили спецназовцы. Настоящее чудо — оба выжили! Радость Мюриел была настолько велика, что она не могла толком ответить на вопросы Линн.

В ту ночь Линн проспала без перерыва одиннадцать часов подряд, ни разу не проснувшись. Она и не надеялась, что Марк лично ей даст знать о себе. Его отношение к ней вряд ли изменилось. Но все это не имело значения, главное — он жив.

Прошло около двух недель. Мюриел регулярно извещала Линн о положении Марка. На момент освобождения он был плох, страшно избит и истощен. Когда с помощью медиков его состояние немного стабилизировалось, его перевезли в Штаты. Компания «Макферсон» отправила его родителей в Вашингтон, в центральный госпиталь, где их сын проходил реабилитацию. Через некоторое время его выписали. Мюриел все время держала ее в курсе дел, но Линн понимала, что свекровь делает это без разрешения Марка.

Во вторник, во второй половине дня, три недели спустя после освобождения Марка, Линн в перерыв зашла в кафетерий, расположенный в патио при госпитале. Она частенько приходила сюда летом. Стоял ранний август, был прекрасный день, с безоблачным голубым небом, приятно обвевал небольшой бриз. Она села под раскидистым деревом на свое любимое место. Иногда к ней присоединялись друзья, но сама она не искала компании и была вполне довольна одиночеством.

Открывая пластиковую упаковку с супом, она вдруг заметила сидящего к ней спиной мужчину в инвалидном кресле. Отложила ложку как громом пораженная.

Он напомнил ей Марка.

Широкие плечи, небольшой вихор, который ей так нравилось лохматить… Но всего два дня назад она слышала последние новости о Марке — он находится в реабилитационном центре на Восточном побережье, где проходит восстанавливающий курс лечения.

Возможно ли? Неужели это все-таки Марк? Может быть, ее бывший муж приехал в госпиталь, потому что захотел с ней встретиться? Ждал ее в патио, но не видел, как она вошла? Или ее воображение так разыгралось, что она принимает за Марка каждого мужчину, который внешне чем-то на него похож?

И все же… Не в силах больше выносить наваждение, она встала и направилась к столику под огромным раскрытым зонтом. Это был Марк.

На его лице остались следы плена. Челюсть, видимо, была сломана, она заметила проволочное крепление, не позволяющее открыть рот до конца. Одна сторона лица распухшая и синяя, в шрамах. Левая рука в гипсе. Сердце Линн сжалось от боли. Ей тяжело было видеть любимого человека в таком состоянии. Он поднял на нее глаза и улыбнулся, вернее, смог изобразить кривое подобие улыбки.

— Не присоединишься ко мне? — с трудом, глухо выговорил он и указал на стул напротив.

Она не могла ничего ответить. После двух-трех попыток заговорить вдруг задала нелепый вопрос:

— Что ты здесь делаешь?

И испугалась, что он обидится, но он и не подумал.

— Пришел увидеть тебя.

Единственное возможное объяснение, но она еще не могла поверить. Множество вопросов крутилось в голове, и Линн никак не могла выбрать первый.

— Я люблю тебя, — прошептала она наконец отрывисто, — никогда не переставала тебя любить. Мы оба совершили ошибку…

— Согласен. — Он потянулся через стол и накрыл ее руку. Она ответила пожатием, и теперь они крепко держались за руки, как влюбленные подростки.

Долгое время оба молчали.