Ниблетт почувствовал холодный бриз на щеках сразу у выхода из своей каюты. Среди заключенных он узнал некоторых наиболее заметных, запомнившихся ему по трибуналу. Одни из них блеяли о своей невиновности, другие демонстрировали свою крайнюю тупость иными способами. Например, молодой темноволосый парень, чья улыбка чуть не помогла ему быть полностью оправданным. Его звали Луи Бурдон. Ну, скоро увидим, как ему понравится улыбаться здесь. И еще этот низкорослый ублюдок Приор, который только что стоял у причала, сжимая в руках свои четки. Никакой попытки защитить себя. Один только дурацкий взгляд. Просто взять и задушить этого парня его же четками. А что говорить об остальных недоумках! Вон придурок с кретинской губой поднимается на борт. Только посмотрите, как он оглядывается вокруг себя! Чего он ждет? Королевского приема? Мы еще развлечемся с этим простаком. Были и другие, которых, как ему показалось, он узнал. Неожиданно он отвернулся. Достаточно уже насмотрелся. Еще немного, и его вывернет. Вспомнив о бутылке бренди, Ниблетт вернулся к более важным делам.
Александр Блэк встретил заключенных у входа в предназначенное для них помещение. Он проконтролировал, как снимали кандалы, и в течение десяти минут доставлял себе удовольствие, разглагольствуя обо всем, начиная с распределения по группам для приема пищи и кончая указаниями, как правильно тошниться. Затем он проверил наличие людей, посчитав всех, когда они поднимались по одному из двух проходов. Когда цепочка сошла на нет, он широко открыл глаза, заблестевшие от воспоминания о нанесенной ему обиде. Это был тот, с губой; тот, которого не поймали, тот, из-за которого Клитероу разозлился на него. Это был он. Мартин тем временем согнулся вдвое и быстро исчез во мраке. Блэк почувствовал себя странно умиротворенным. Да, пока они плывут, справедливость должна восторжествовать.
Мартину никогда в жизни не было так плохо. Он лежал в темноте, стараясь сдерживать тошноту, которая, казалось, готова была извергнуться бесконтрольными спазмами, и прислушивался к звукам, издаваемым судном, боровшимся со штормом. Судно было похоже на лист на сильном ветру, который то взлетал вверх, то падал вниз серией головокружительных рывков, угрожавших разорвать его на части. Большинство солдат укачало, Александра Блэка не было видно уже два дня. Его отсутствию можно было бы и порадоваться, если бы сложившаяся ситуация не была еще тяжелее для самих заключенных. Уже ослабленные тяготами тюрьмы, будучи полностью непривычны к условиям морского похода, все, за исключением немногих счастливцев, сильно страдали при каждом ударе волны. Емкости для рвоты стояли на верхней палубе у носа; но после такого тяжелого дня только самые сильные могли добраться до них неуверенным из-за качки шагом. Остальные были вынуждены тошниться на свою одежду, в постель и на пол, пока их и без того дурно пахнувший кубрик не превратился в отхожую яму. Теперь, когда качка не прекращалась уже третий день, ослаблявшая организм тошнота начала вызывать апатию, приносившую смерть слабым.
Рядом с Мартином стонал старик Шарль Хуот. Он пытался добраться до прохода. Но стоило Шарлю только поставить ноги на скользкие от рвоты доски пола, как его вырвало так, словно фонтан хлынул изо рта, после чего он затрясся всем телом. Тут подоспел Франсуа-Ксавье Приор. Он вытер лицо Хуота и аккуратно положил его самого на нары. После чего принялся вытирать рвоту вонючей мокрой тряпкой.
Мартин почувствовал, как рвота подкатила к горлу. Прикрыв рот рукой, он перелез через Хуота и стал пробираться по проходу, в конце которого начал что было силы стучать в дверь с решеткой. Часовой отворил ее и безразлично проводил Мартина взглядом, пока тот поднимался мимо него по железному трапу. Приступ рвоты настиг Мартина, прежде чем он добрался до узкой площадки, где стояли две пристегнутые цепями емкости размером с ванну. Несмотря на крепление, из-за мощной качки судна часть их содержимого вылилась через край, экскременты и рвота, смешавшись, образовали липкую зловонную массу, разлившуюся по всей поверхности носа. У емкости тошнился еще кто-то. Мартин стремительно пронесся мимо него, поскальзываясь и падая, пока не добежал до второй посудины. Рот его наполнился вкусом желчи, которая влилась в зловонную смесь, испарявшуюся всего в двух-трех сантиметрах от его лица. Несколькими минутами позже он поднял голову. Другой заключенный был все еще здесь. Мартин узнал его. Все называли этого человека Тауэллом; он был самым ворчливым среди узников из Верхней Канады. Мартин слышал, как он бросал непристойные реплики в отношении своих товарищей во время прогулки. Он злобно смотрел на Мартина, не то шатаясь, не то раскачиваясь в попытке удержать равновесие.
— Предатель, — процедил он сквозь зубы, проходя мимо Мартина. — Трусливый британский угодник. Тебе не дойти до конца живым.