Список Мадонны

— Ну, я не знаю, Томас. Здесь нет никого, кто мог бы любить тебя и верить тебе одновременно. Даже Баттист не может. А ведь он изменился после того ужасного падения в церкви, не так ли? — И продолжил: — А что касается книг. Так это специальное разрешение, каково?

Они посмеялись при этом упоминании особого положения Святой Сабины в ордене. Каждый в монастыре, кто пользовался какими-нибудь небольшими привилегиями, обычно прибегал к этому аргументу, чтобы обезопасить себя.

Риварола осмотрел келью.

— В это время я более всего скучаю по своей ферме. Весна, повсюду запах жизни. Разве ты не чувствуешь его, Бернард?

— Да, я заметил изменения за последние две недели. Марио со своим цветочным горшком. Пробуждение при свете, а не в темноте. Да, Томас, я тоже чувствую себя свободнее, но не вследствие наступления весны. — Он понизил голос: — Когда я говорил с настоятелем буквально вчера, он позволил мне еще одно особое послабление, которое, должен признаться, здорово меня удивило. — Последнее не было правдой, и он даже пожалел о том, что солгал другу. Никакого послабления позволено не было. Он выпросил его.

Риварола поднял брови. Это было, Бернард уже знал, знаком чрезвычайного интереса с его стороны.

Бернард продолжил:

— Мне позволили изучать иностранные языки в Римском университете. Мне будет разрешено пожертвовать некоторыми уроками теологии, в случае если я продемонстрирую успехи наперед. Поскольку я знаком с трудами Фомы Аквинского, магистр Палермо посчитал возможным просить за меня настоятеля Теттрини.

Риварола тепло рассмеялся.

— Браво, Бернард.

Было приятно наблюдать дружескую улыбку. Одиночество так удручало Бернарда. Хотя человек был призван выполнять Божью волю, это вовсе не означало, что он при этом должен был всегда оставаться серьезным. Риварола был уверен, что Создателю нравилось хорошенько посмеяться, и, возможно, он частенько занимался этим.

— Я голоден, — сказал Бернард. — Посмотрим, что за помои эти глупые новиции состряпали для нас сегодня вечером. Уверяю, что пища, которую я готовил в свою очередь в прошлом месяце, была вкуснее.

— Я думаю, это ты слишком, — ответил Риварола. — И помимо всего прочего, для неумелых городских парней они готовят не так уж плохо.

— Да ты все съешь. Даже ворону.

— Что правда, то правда. Ворона тоже неплоха. Только сначала ее нужно сварить.

— С перьями или без них?

— Зависит от того, насколько ты голоден.

Смех Риваролы вызвал неодобрительный взгляд одного из присутствовавших монахов. Замечания в Божьем доме, даже такие незначительные, обычно очень Риваролу расстраивали. Но на этот раз он этого не заметил, поскольку порадовался смешинке, промелькнувшей в глазах своего друга.

Глава IV

Монреаль, Нижняя Канада, 27 сентября 1838 года

Мартин Гойетт по благовесту узнал, сколько времени. Он стоял у рынка Бонсекур и наблюдал за оживленной толпой. Перед ним на мостовой уселись двое мальчишек, один из них бережно держал небольшую клетку с птицей. Торговец овощами катил свою тачку к зданию рынка, двое, стоявшие сразу за ним, смотрели на реку, опершись на перила. Мартин пытался догадаться, не было ли среди них того, кого он искал. Он вытащил из кармана листок бумаги и прочитал сообщение снова, несмотря на то что он уже знал наизусть каждое его слово.

Его кастор, Анри Бриен, накануне вечером передал ему это, ни сказав ничего, кроме того, что эта записка от де Лоримьера и что тот вызывал его в Монреаль по какому-то важному делу. Мартин только что прибыл сюда и смешался с рыночной толпой как раз у входа для продавцов. Он все еще наблюдал за теми двумя, что стояли у перил и смотрели на реку, как неожиданно заметил человека в картузе, сидящего на козлах и вместе с другими людьми слушавшего старого уличного скрипача. Человек выпрямился, коснулся картуза и принялся ковыряться в носу с подчеркнутой медлительностью. Мартин смотрел на него зачарованным взглядом, словно тот выступал на сцене. Спустя минуту-другую, человек обтер руки о штаны, отряхнул какую-то грязь с колена и медленно пошел вдоль длинного каменного здания рынка. Мартин последовал за ним, держа безопасную дистанцию. Десятью минутами позже человек остановился у аккуратного, не вызывавшего никаких подозрений дома. Он подождал немного, прежде чем постучать, и зашел внутрь. Через минуту он открыл дверь и впустил Мартина, после чего, ни слова не говоря, проводил его в глубь дома и вывел в сад во дворе, где сидели и неспешно пили кофе двое мужчин.

Де Лоримьер первым увидел Мартина и с энтузиазмом поднялся, чтобы поприветствовать его.

— Брат Гойетт, добро пожаловать. Мне приятно, что вам так быстро удалось добраться до нас. Без сомнения, вы легко разобрались в моих инструкциях.

Мартин протянул ему свою левую руку.

— Приветствую вас. Как вы могли заметить, шевалье, время в моих руках. И конечно же, ваши инструкции были весьма конкретны.