Список Мадонны

— Или, может быть, Сальваторе, — сказал Ламбрусчини, наклоняясь к своему письменному столу, — эти экзамены докажут, что он настолько исключителен, насколько, по нашему мнению, он и должен был быть.

Пробежав глазами несколько страниц с самого верха стопки, Сальваторе Теттрини взял их и помахал перед лицом Пауло Вентури, который с мрачным видом сидел напротив него, кусая губу.

— Великолепно, Пауло. Наиболее убедительные и доказательные ответы, которые я когда-либо получал от студента. Более того, это работа мастера.

Вентури заерзал на своем стуле.

— Да. Он с большой легкостью справляется с творениями ума великих, — мрачно сказал он.

— Каково наше решение, Пауло?

— У нас нет выбора, отец-настоятель, — пожал плечами Вентури. — Нам здесь больше нечему его учить. Да и в монастыре Святого Фомы тоже. Передайте его Джузеппе. У вас есть на то право. Наш терпеливый святой с радостью возьмется за него.

Теттрини уже думал о том, как Джузеппе Палермо, магистр теологии Святой Сабины справится с задачей. Он предполагал, что у него получится гораздо лучше, чем у Вентури, поскольку Палермо не проявлял такой горячности и был более умудрен в мирских делах. И к тому же надо помнить об обете Фомы Аквинского. Нет, Бернарду Блейку не будет позволена та же свобода самовыражения в теологии. Теттрини вернулся мыслями в настоящее.

— Вечный обет? Он его должен будет принять?

Вентури твердо встретил его взгляд.

— У нас и тут выбора не остается. Как вы уже очень прагматично сказали, он имеет право. Я молю Бога, чтобы вы не ошиблись в своем выборе, Сальваторе. Он пугает меня.

Изображая уверенность, которой он не чувствовал, Теттрини положил руку на плечо Вентури.

— На все Божья воля, Пауло. Мы всего лишь орудия этой воли.

* * *

К весне 1835 года Бернард обнаружил, что Томас Риварола стал его другом. Осознание этого пришло неожиданно и не без удивления, поскольку он никогда не намеревался воспринимать общительного простака Риваролу всерьез.

Многие в его деревне, грустно поведал ему Риварола, не находили утешения у Господа. Вот почему он решил стать священником. Ради этого он уступил своему младшему брату наследственное право на их небольшую семейную ферму. Он не думал ни о каких миссиях, и важные посты в Мадриде и Лиссабоне были не для него. Он собирался возвратиться в свой родной приход для того, чтобы вернуть всех отбившихся от стада в сладкие объятия Господа.

«Да, ты сможешь, — подумал Бернард. — Ты сможешь все это сделать. Ты сможешь заставить камни плакать от твоих слов. Ты удивишь своих друзей чудесами. Но не только во имя Господа и не в забытой всеми Каталине, а в далеких Саксонии, Баварии или Дании, где уши более чувствительны, умы более восприимчивы и руки больше тянутся к делу».

Постепенно, но верно недоверие, которое Бернард испытывал к Томасу Ривароле, почти исчезло в его сознании. Они возвращались с занятий вскоре после того, как Бернард начал посещать курсы в Большом зале теологии. Риварола, который все еще боролся с философией, оживленно объяснял, почему Гегель был, по сути, антихристианином. Бернард, слушавший внимательно, как он это делал последнее время, внезапно с чувством схватил великана за руку.

— Великолепно, Томас. Мы еще сделаем из тебя философа.

Риварола светился от счастья, обрадованный такими лестными для него словами от человека, на которого он так хотел произвести впечатление. Для Бернарда это был момент прозрения. Он на самом деле почувствовал гордость и радость за другого человека. Он улыбнулся про себя, делая из этого выводы. Он всегда знал, что ему судьбой предназначено управлять умами и сердцами людей. Он сказал Теттрини, что для нового возрождения нужны апостолы. И он теперь знал, кто будут его апостолы. Он положил руку на плечи Риваролы, и так, смеясь, вместе они вошли в полуденный мрак главного зала Святой Сабины.

Май 1835 года

— Клади их сюда, Томас. Хорошо. — Бернард отошел в сторону, чтобы дать большому и сильному Ривароле поставить ящик с книгами на пол в углу кельи.

Риварола взял в руки «Историю Сент-Леже».

— Я удивляюсь, Бернард, твоей любви к средневековой литературе. Мне бы этот интерес.

Великан все равно не читал по-французски, поэтому даже если бы он и открыл книгу, то не заметил бы, что на самом деле это был «Эмиль» Жан-Жака Руссо. Эта была одна из предосторожностей: каждая отобранная им книга была на иностранном языке. Большинство любопытных глаз не найдет в его библиотеке ничего предосудительного, даже если потратит время на поиски. За исключением Баттиста. Но он сомневался, что Баттисту хватит смелости зайти в эту келью, пока он занимал ее.

Словно читая его мысли, Риварола пошутил:

— Книги вместо Баттиста. Должно быть, Бернард, ты сказал что-то очень убедительное нашему настоятелю, чтобы получить разрешение иметь книги в келье и выгнать из нее Альфонса. Мне на самом деле жаль этого негодника в связи с его уродством духа и тела. Мне следовало бы стараться относиться к нему как к чаду Божьему, даже несмотря на то что он терпеть меня не может.

Бернард был занят расстановкой книг.