— Разойтись? — спросил Франсуа-Ксавье Приор. — А что же с революцией? Мы уже слишком далеко зашли.
— Все кончено. Разве вы не понимаете? — Мартин чуть не плакал. — Это было понятно с самого начала.
Они проговорили всю ночь, каждому дано было право высказать свое мнение. К утру решение было принято. Де Лоримьер, Перриго и другие лидеры должны были попытаться добраться до границы. Остальные просто возвращались по домам. Приор должен был вернуться в Сент-Клемент и посоветоваться с тамошними патриотами. Трус Мартин должен был отправиться с ним. Случись, что патриоты в Сент-Клементе задумают продолжать сражаться, пусть он умрет второй смертью из тех тысяч, которыми ему еще предстоит умереть.
По пути из Бейкерс-филда в Сент-Клемент Франсуа-Ксавье Приор и Мартин не разговаривали. Приор поддерживал молчание молитвой и не обращал внимания на Мартина, который угрюмо следовал за ним. Мартин понимал, что ему следует скрыться, и внутренне проклинал себя за то, что продолжал это путешествие в безнадежность. Вовсе не трусость заставила его так поступить в Бейкерс-филде, или, по крайней мере, он так убеждал самого себя. Но если он убежал бы сейчас, то не осталось бы никаких сомнений. Поэтому он ехал с Приором и надеялся, что даже этот самый невероятный солдат из всех, кого можно было только представить, в конечном счете посмотрит на все благоразумно, прежде чем станет слишком поздно.
В Сент-Клементе их приветствовало менее двухсот патриотов. Все остальные растворились. Только что поступило известие: около тысячи солдат из полка Гленгэрри Хайлэндерз с шестью тяжелыми орудиями перешли речку, впадавшую в озеро Сент-Френсиз. Они должны миновать Сент-Тимоти к ночи и подойти к Сент-Клементу к утру. Приор быстро сообразил. Засада. Они внезапно нападут на неприятеля у Сент-Тимоти там, где дорога сужается между рекой и старой каменной стеной.
Оставшиеся в Сент-Клементе патриоты обменивались нервными взглядами и невнятными репликами. Заговорил Бэзил Руа:
— Мы всего лишь горстка плохо вооруженных людей. Их тысячи. Их месть нашим семьям будет, боюсь, еще сильнее, чем жажда крови, которая охватит их завтра.
Было предложено проголосовать, и общее согласие было достигнуто. Все расходятся немедленно. Революция потерпела поражение. Они возвращаются к своим семьям с надеждой, что британцы будут милосердны или, что еще лучше, совсем не станут их преследовать.
В конце концов на месте остались только Франсуа-Ксавье Приор и Мартин. Коротышка был истощен и на грани отчаяния.
— Для нас все будет гораздо сложнее, Мартин. Мы слишком прославились. У де Лоримьера много врагов, а мы оба считаемся его друзьями. Нам нужно будет бежать на юг. Нас будут искать. Предатели повсюду.
Мартин обнял своего друга за плечи.
— Ты смелый человек, Франсуа-Ксавье. Ты так верил в то, что сейчас теряешь. Но это не все. У тебя все еще остается твоя свобода. Просто так ты ее не отдашь, а если мы будем действовать умно, то отнять ее будет непросто. И у тебя потом все еще есть я. Я твой друг.
Франсуа-Ксавье Приор смотрел на Мартина глазами, полными слез.
— Я верил в нашу родину, но этой вере не удалось сбыться. На все Божья воля, и я буду теперь молиться, чтобы Он направил меня. — Он протянул Мартину руку. — Его любовь не позволяет таить злобу или недобрые мысли. Я все прощаю тебе, Мартин, и буду молиться за твою душу.
Мартин взял протянутую руку. Ради Франсуа он ответил дружеским тоном:
— Спасибо на добром слове, Франсуа. Ты истинный христианин.
— Мы поедем вместе? Один может бодрствовать, пока спит другой.
— Нет, Франсуа. Лучше пробираться поодиночке.
— Хорошо. — Приор привязал узелок с пожитками к стволу винтовки. — С Богом, Мартин.
На счастье Мартина, облака сделали ночь темнее, помогая ему двигаться незамеченным. Он слышал по крайней мере двух патрульных: один прошел мимо менее чем в пятидесяти метрах от него, заставив спрятаться за стволом большой ели. По его расчетам, скоро должен был наступить рассвет, когда он вышел из леса к югу от Сент-Тимоти. И хотя тишину нарушал только лай какой-то собаки, он двигался осторожно. Подходя к дому, он подумал о том, что мог испугать мать. К счастью, она спала чутко и услышала стук до того, как он стал слишком настойчивым и громким. Несколько минут спустя Мартин уже грел руки у плиты, на которой вскоре появилось аппетитное тушеное мясо. Он жадно поел. Жанна Кузино почти ни о чем не спрашивала, а только смотрела, как он ел, подавала ему кое-что еще и подливала в чашку горячего густого кофе. И только когда он отодвинул тарелку, отрицательно покрутив головой в ответ на ее предложение о добавке, тогда она заговорила:
— Как хорошо, что ты пришел, сынок. Я слышала, что восстание не удалось. С тобой будет все в порядке? Они охотятся за тобой? Столько домов сожжено. — Она перекрестилась.