Список Шиндлера

– О боже, – без сил пробормотала Манси.

Малыш Рихард был более откровенен.

– Мамочка, мамочка! – плакал он. – Я такой голодный!

У него тоже нашлась пара крохотных картофелин. Он бережет их для Долека, сказал он. Долек и скрипач Рознер трудились в каменоломне.

В эту минуту как раз и появился Генри Рознер. Приникнув к колючей проволоке, он тоже вскинул обнаженную левую руку.

– Татуировка, – радостно объявил он.

Но жена видела, что его колотит дрожь; он одновременно и обливается потом, и трясется от холода. Да, существование здесь нельзя было сравнить даже с относительно спокойной жизнью в Плачуве, где ему было позволено отсыпаться в малярке после ночных часов, когда он отрабатывал Легара. Здесь, в составе оркестра, который порой сопровождал колонны, отправляющиеся в «душевую», Рознер уже не мог играть свои любимые мелодии…

Появившегося в отдалении Долека подтащил к проволоке Рихард. Долек впился взглядом в хорошенькое осунувшееся лицо любимой жены, смотревшей на него из-под колес вагона. И он, и Генри больше всего боялись, что женщинам придется остаться здесь.

Сейчас у них нет возможности обнять своих детей за проволокой мужского лагеря. Пусть пока они все еще на территории Аушвица, но есть надежда: ведь их уже погрузили в поезд, который до окончания дня должен будет сняться с места! Идея о воссоединении семьи была совсем иллюзорной, но мужчин и их рано повзрослевших сыновей за колючей проволокой Биркенау страшила мысль, что женщины ради нее предпочтут остаться и умереть здесь…

Поэтому Долек и Генри, разговаривая с ними, старались изображать наигранное веселье – словно отцы, которые в мирное время собираются взять мальчишек на побережье Балтийского моря, а женская часть семьи может спокойно отправиться в Карлсбад.

– Позаботься о Нюсе, – попросил жену Долек, напоминая ей, что у них есть и другой ребенок, девочка, которая сейчас находится в теплушке над головой Регины, и она, ее мать, должна жить – не только ради мужа и сына, но и ради дочери.

Наконец в мужском лагере прозвучала спасительная сирена. И мужчины, и мальчики вынуждены были уйти.

Манси и Регина, едва держась на ногах, взобрались обратно в теплушку. Двери задвинули. Женщинами владело полное отчаяние и прострация. Ничто больше не могло поразить их.

К середине дня поезд снялся с места.

Начались обычные разговоры и предположения: куда их везут?

Мила Пфефферберг не сомневалась, что если место назначения – не лагерь Шиндлера, то половина женщин, скучившихся в темноте вагона, не доживут до конца следующей недели. Сама она считала, что сил у нее осталось на пару дней, не больше.

Девочка Люся горела в жару.

И как Данка ни опекала фрау Дрезнер, изможденную приступами дизентерии, та уже была на грани смерти…

Но в той теплушке, где ехала Нюся Горовитц, сквозь щель в стене женщинам удалось увидеть горную гряду и сосновые леса. Некоторые из них в детстве бывали в этих местах и даже, выглядывая сквозь щели провонявшего вагона, узнавали очертания гор, вызывавшие воспоминания о беззаботных свободных днях.

– Где-то здесь и есть этот лагерь Шиндлера, – говорили женщины, сидя на корточках и, не отрываясь, глядя в щели.

Но где же он? Да и туда ли их везут?

Еще одна рухнувшая надежда убьет их.

Утром второго дня, когда занимался холодный рассвет, поезд остановился и им было приказано покинуть вагоны.

Откуда-то из тумана доносились свистки локомотива. Под вагонами висели грязные наросты сосулек, холодный воздух пронзительно резал легкие. Но их окружала не душная тяжелая атмосфера Аушвица – вокруг лежали деревенские просторы.

Они двинулись в путь, еле переступая окоченевшими ногами в деревянных башмаках; все как один, заходились в сухом кашле. Скоро они подошли к большим воротам. За ними виднелось массивное каменное строение, из крыши которого тянулись каменные трубы, как две капли воды походившие на те, что остались в Аушвице. Группа эсэсовцев ждала их у ворот, похлопывая руками для сугреву.

Охрана у ворот, трубы – кошмар продолжался!

Девушка рядом с Милой начала всхлипывать:

– Они везли так долго, чтобы, в конце концов, засунуть в печь…

– Нет, – сказала Мила, – они не стали бы тратить на это время. С нами могли бы покончить и в Аушвице.

Увы, ее оптимизм смахивал на безумную убежденность Люси – она не могла сказать, откуда он у нее взялся.

По мере приближения к воротам им стало мерещиться, что среди эсэсовцев стоит герр Шиндлер.

Сначала им бросились в глаза очертания его высокой фигуры, которую было трудно спутать с какой-либо другой. И вот под полями тирольской шляпы, которую он надел, чтобы отметить возвращение в родные горы, они увидели черты его лица.

Рядом с ним стоял высокий темноволосый офицер СС. Это был комендант Бринлитца, унтерштурмфюрер Липольд.