В общем-то, никто, конечно, не хотел оказаться на больничной койке. В Плачуве она была самым опасным местом, куда мог в любой момент явиться доктор Бланке со смертельной дозой бензина в шприце. Даже здесь, в Бринлитце, всегда существовал риск внезапной инспекции, подобно той, в ходе которой увезли детей с их отцами. В соответствии с указаниями из Ораниенбурга, лагерная клиника не имела права содержать серьезных больных. Тут вам не благотворительное заведение! Допускалось лишь оказывать первую помощь при производственных травмах.
Но деваться было некуда – поначалу клиника в Бринлитце оказалась битком забита женщинами. Сюда же попала и девочка-подросток Янка Фейгенбаум. Она была поражена саркомой и в любом случае, даже в самой лучшей больнице, должна была умереть. О ней старались позаботиться, отвели самое удобное место из всех. Здесь же оказалась и фрау Дрезнер, и еще не меньше дюжины женщин, которые или не могли есть, или пища не удерживалась у них в организме.
Оптимистка Люся и две другие девушки горели в скарлатине, их нельзя было держать в лазарете – их койки перенесли в погреб, где от близости парового котла стояла жара. Даже в приступах озноба Люся чувствовала его благодетельное тепло…
Эмили Шиндлер безропотно исполняла в лазарете обязанности медсестры. Те, кто уже прижился в Бринлитце, – мужчины, разбиравшие машины Гофманов и перетаскивавшие их на склад дальше по дороге, – почти не замечали ее. Один из них позже сказал, что она производила впечатление тихой и покорной жены.
Впечатление о процветании Бринлитце создавалось цветистым красноречием ее супруга, Оскара Шиндлера, которому удивительным образом удавалось убеждать всех и каждого в том, в чем ему хотелось. Эмили всегда оставалась на втором плане.
И даже те женщины, за которыми она ухаживала, искренне считали, что все в мире зиждется на магическом влиянии всесильного Оскара.
Вот, например, Манси Рознер. В поздней истории Бринлитца описан случай, когда Оскар подошел к ее станку, за которым она работала в ночную смену, и протянул ей скрипку Генри…
Как-то, заехав в Гросс-Розен повидаться с Хассеброком, он улучил время зайти на склад и нашел там инструмент Рознера. Чтобы получить его на руки, он выложил сто рейхсмарок. Вручая скрипку Манси, Шиндлер ободряюще улыбнулся, давая понять, что наступит время, когда музыкант опять возьмет ее и прижмет к плечу.
– Хороший инструмент, – буркнул он. – Но теперь его придется настраивать.
Так что для Манси, которая волшебным образом получила скрипку мужа из рук Оскара, нетрудно было увидеть за его спиной крылья.
А на самом деле там всегда находилась спокойная, сдержанная жена герра директора.
Умирающие постоянно видели Эмили рядом с собой. Она кормила их манной кашей, которую раздобывала неизвестно где, сама готовила им еду и носила ее в
Эмили старалась выходить и девятнадцатилетнюю Янку Фейгенбаум с костной саркомой. Лютек Фейгенбаум, брат Янки, работавший в цехе, порой замечал, как Эмили выходила из своей квартиры на нижнем этаже здания с кастрюлей горячего супа, который она готовила у себя на кухне специально для умирающей Янки.
– Она подчинялась Оскару, – говорил потом Лютек. – Как и все мы. Но тем не менее она была женщиной, с которой он считался.
Когда у Фейгенбаума разбились очки, Эмили позаботилась о том, чтобы их починили. Рецепт на них был выдан неким доктором из Кракова еще до начала существования гетто. Эмили договорилась с кем-то, кто ехал в Краков: попросила взять с собой рецепт и привезти отремонтированные очки. Молодой Фейгенбаум воспринял ее поступок не как обыкновенную любезность, а как вызов нацистской системе, которая безжалостно изъяла у всех евреев Европы очки.
Казалось бы, какой пустяк – очки! Но без них для многих узников жизнь превратилась в сплошное мучение. Известномножество историй о том, как Оскар Шиндлер обеспечивал очками своих заключенных. И можно только удивляться, что скромные подвиги Эмили не затмились сиянием легенд о всемогущем Оскаре, деяния которого в глазах его подопечных порой воспринимались наравне с подвигами короля Артура или Робин Гуда.
Глава 34
Врачами в