Сплетение песен и чувств

– Понимаешь – продолжал отец Ани, когда они оказались на лестнице. – Я никогда не бросал ни Аню, ни ее маму. Мы разные люди, нам оказалось тяжело быть вместе, такое бывает, ничего удивительного, не мы первые.

Но я всегда поддерживал их деньгами, Наталье помог с работой, с машиной, ее брату, Аниному дяде, решил проблемы с покупкой двух квартир. Времена-то были лихие, девяностые. Но я люблю Аню, люблю Наталью, точнее…. Не могу поверить, понимаешь, не могу!

У подъезда стоял черный «Порше Кайен». «Ничего себе – мелькнула мысль. – Серьезный он, этот отец Ани».

– Держи, – Евгений достал из багажника две большие сумки, одну из них протянул Артёму. – Удержишь? Молодец! Сейчас я из салона пакет возьму, не хочется еще раз спускаться.

При дневном свете Артем, наконец, смог как следует рассмотреть отца Ани. Ему было лет сорок, не больше. У него были светлые волосы, почти такие, как у Ани, и были у ее матери. И та же складка на лбу, небольшая ямка на подбородке, нос с горбинкой. Одет он был, судя по всему, очень дорого – хотя Артём и не разбирался в одежде, у него возникло такое чувство. На левой руке у Евгения были надеты довольно массивные часы. Еще Артёму бросились в глаза аккуратные мокасины из светлой замши. В багажнике машины лежало несколько мягких игрушек, из чего Артём заключил, что у Евгения, вероятно, есть маленькие дети.

– Ну, не зевай, открывай дверь, подержи – попросил Евгений. – И вызывай лифт, по лестнице это нам не донести.

– Такие тяжелые! – сказал Артём.

– А, ты о сумках – догадался Евгений, когда они заходили в лифт. – Там вещи, кое-что мне для работы, кое-что для Ани. Мне ведь здесь придется какое-то время побыть, чтобы во всем разобраться. Я еще толком ничего не знаю, что произошло. Сейчас что-нибудь съем, часик передохну с дороги, поговорю с Аней и поеду решать дела.

– Аня спит, так что тише – почти приказал Артём, открывая дверь. – Ей надо поспать, она не спала два дня.

– А-а-а, ясно – шепотом ответил Евгений. – Тут есть что-нибудь съедобное? Я от самого Липецка без крошки во рту.

– Не знаю – прокряхтел Артём, занося вещи в кухню и пристраивая их в угол. – Сейчас поищем. Есть печенье, можно вскипятить чай.

Отец Ани внимательно осматривал квартиру, дотрагивался до некоторых вещей и что-то шептал себе под нос.

– Слушай, что ты меня так рассматриваешь внимательно? – вдруг спросил он. – Ты меня в чем-то подозреваешь? Или на мне что-то написано, а я не замечаю? Тогда просвети, скажи, что не так.

– А Вы не орите – спокойно сказал Артём. – Аня спит, да и вообще незачем на меня орать. Мойте руки, здесь прямо, вот бумажное полотенце. Бутерброд с сыром будете?

– Буду.

– Один?

– Нет, сделай два-три. И сам чего-нибудь поешь.

– Сделаю.

Зашумела вода, Евгений медленно и обстоятельно мыл руки с мылом, затем ополоснул холодной водой лицо.

– Ты не обижайся, что я так, это нервы, – Евгений растирал лицо бумажным полотенцем, очевидно, стараясь побороть надвигавшуюся сонливость. – Я не хочу думать, что Наташи больше нет, просто не хочу. И сейчас для меня главное – не оставить в беде Аню.

Он вдруг замолчал и сел за стол, стал жевать бутерброды. Артём подметил в Евгении ту самую медлительность, с которой боролась Аня в нем, в Артёме. Артёма это настолько поразило, что он так и сидел, задумавшись, с бутербродом в руке.

«Что теперь делать, если мамы Ани больше нет? Что будет с Аней? Как она сможет это перенести?» – размышлял Артём.

«Странный парень, похоже, с ним встречается Аня. Какая она? Я же ее видел в последний раз шестнадцать лет назад. С ума сойти» – ловил себя на мысли Евгений.

Послышался скрип двери и шарканье тапками по паркету, оба сидевших на кухне не обратили на него никакого внимания.

– Вы хоть нашли что-нибудь из еды?

Аня стояла в дверях заспанная, со спутавшимися волосами, в длинной полинявшей футболке.

– Нашли – ответил Артём. – Немного нашли, а больше пока и не надо.

Она смотрела, не отрываясь, на отца, а он, дожевывая бутерброд, на нее. Артём поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь понять, кто кого переглядит. Есть такая детская игра, когда смотрят друг другу в глаза и проигрывает тот, кто первый моргнет. На глазах у Ани выступили слезы, покатились по щекам. А она все стояла, не двигаясь, будто боясь пошевелиться. Ее отец опустил глаза и всхлипнул.

– Прости меня, Аня, пожалуйста, прости. Я приехал так быстро, как смог. Прости, уделял тебе так мало внимания. А ты такая большая уже. Я тебя помню, когда тебе было два годика. Ну и хулиганкой же ты была! Такая маленькая, а такая хулиганка. Мы с Наташей все гадали, в кого ты такая. А ты могла взять – и на кухне насыпать в сахар соль. И постоянно спускала колеса у моего старого велосипеда, он у нас в комнате стоял. Помнишь, мы жили в коммуналке?

– Помню – без колебаний ответила Аня, подойдя поближе и присев на стул.

– Вернее, помню, что жили, а не то, что я хулиганила. Да и к чему это сейчас вспоминать, я не пойму. Это было очень давно, и этого больше никогда не будет, потому что нет мамы. И не будет.