Сплетня

Я сидела, опустив взгляд на свои руки, пока рассказывала ему все это, но теперь я поднимаю голову и заставляю себя посмотреть ему прямо в глаза.

— Ты ведь не думаешь, что это Салли Макгоуэн? Та Салли Мак в «Твиттере»?

— Вряд ли, — отвечает Майкл. — Думаю, завести аккаунт в «Твиттере» — это последнее, что она захотела бы сделать. Возможно, это кто-то из вашей компании безумных мамаш.

Большим пальцем Майкл вытирает с моей щеки одинокую слезинку. И из-за этого нежного жеста я плачу еще сильнее.

— Не может быть совпадением, что аккаунт удалили на следующий день после Хеллоуина, — продолжает он. — Это был злой розыгрыш, вот и все.

— Надеюсь, что так. Я действительно очень этого хочу.

Майкл заключает меня в объятия. Я рада, что наконец-то рассказала ему обо всем. Такое чувство, что с моих плеч упал камень.

— В «Твиттере» полно придурков, — говорит он. — Придурков, троллей и людей, которые что-то продают.

— Значит, я попадаю в категорию «Придурки»?

Он смеется:

— Ты сама это сказала!

Глава 29

Вечером, после того как Майкл укладывает Альфи спать, мы ищем в Интернете тот самый документальный фильм, о котором я недавно читала — «В заточении идентичности», задуманный и снятый Мартином Найтом, — но находим лишь короткие отрывки из него на «Ютубе». Фрагменты интервью с гражданами, находящимися под защитой, снятые так, что видны только их силуэты в профиль, или же их лица намеренно размыты, а голоса искажены.

В то время как некоторые из них благодарны за свою новую личность, другие жалеют, что согласились оставить прежнюю жизнь позади. Напряжение от существования во лжи, от постоянной необходимости быть начеку сильно сказалось на их психическом здоровье. Один из опрошенных, Питер — ненастоящее его имя, конечно, — объясняет, как трудно не проколоться, когда впервые принимаешь на себя новую личность.

— Мне помогает, — признается он, — когда я включаю маленький элемент правды в каждую свою ложь — что-то, придающее ей подлинность.

Затем психолог приводит пример эффекта «иллюзии правды», заключающегося в том, что чем чаще повторяется какая-либо информация, тем достовернее она кажется. Это чем-то напоминает сплетни, думаю я. Так что в конце концов люди, находящиеся под программой защиты, начинают верить в собственные выдумки, и их прежняя жизнь становится для них все менее реальной.

Если задуматься, в этом есть смысл. Однажды, будучи подростком, я солгала, что потеряла девственность с одним из парней, которые работали на ярмарочных каруселях при Мистденском пирсе, а на самом деле мы только целовались и тискались друг с другом. Это придало мне авторитет, необходимый для того, чтобы вписаться в правильную компанию подруг. Или скорее в неправильную компанию подруг, чего я тогда не понимала. Мы так часто говорили об этом, разбирая все детали, что я искренне почувствовала, будто это действительно произошло. Фантазия стала казаться гораздо более реальной, чем та неловкая возня, которая имела место в реальности.

Люди, опрошенные в этих роликах, — те, чье свидетельство помогло отправить за решетку участников организованных преступных группировок. Либо жертвы насильственных преступлений, либо бывшие преступники, ставшие информаторами. Но никто из них сам по себе не является убийцей. Так что мы переходим к просмотру другого старого документального фильма о Салли Макгоуэн. Он был снят в конце 1970-х годов и вполне мог считаться тогда новаторским, но теперь выглядит и звучит решительно устаревшим.

Мы сидим рядом на диване, положив ноутбук Майкла на колени, и смотрим, как черно-белые кадры Салфорда 1960-х годов чередуются с рассказами людей, знавших Салли ребенком. Ученики и учителя в школе, которую она посещала. Соседи и ключевые фигуры, участвовавшие в первоначальном расследовании ее дела и в судебном процессе. Их общее мнение таково, что она была упрямым ребенком, умным не по годам. Лидером, а не ведомым. По словам некоторых из них, девочка имела склонность к хулиганству. Неудивительно, учитывая ее происхождение.

Музыка время от времени становится то скорбной, то тревожной, а звучный мужской голос за кадром полон обреченности. Я уверена, что видела отдельные фрагменты прежде — вероятно, в историко-документальных фильмах, которые иногда смотрю. Кадры выхватывают конкретные улицы и дома и демонстрируют, как те изменились за прошедшие годы. Бесконечные ряды террасных коттеджей, теснящихся бок о бок. Грязные дети играют без присмотра на улице. Домохозяйки скребут на четвереньках свои крылечки или сплетничают, опершись на ручки метел. Заколоченные магазины и заброшенные дома. Стандартный материал из разряда «Ах, этот мрачный север»[6].

А затем, конечно, следуют долгие крупные планы юного лица Салли Макгоуэн.

— Что ты видишь, когда смотришь в эти глаза? — спрашивает Майкл, приостанавливая фильм.

— Я не совсем уверена, — отзываюсь я. — В смысле, возможно, мне только кажется то, что я в них вижу.

— Что именно?

Я склоняю голову набок и размышляю над его вопросом.