В этой сахарной громадине чувствовался дух Вегаса: и без вызывающих «танцующих» фонтанов отель выглядел так, словно выстроен был лишь для поддержки казино, занявшего пару этажей. Свернувшись буквой «С», он показывал голую спину подъезжающим автобусам, а охранял от ветров декоративный кусочек гавайской души, искуственной, искривленной, но все же притягательной: в просторном, как завидное поле для гольфа, дворе среди поникших пальм и диковинных растений приютились бассейны всех форм и размеров, беседки, выполненные в стиле аборигенов; их острые крыши прикрывала та же сухая трава, которая служила бы, наверное, юбками гавайским танцовщицам, — такого оформления «в лоб» было достаточно; отель глубоко, по-кошачьи, мурчал, довольный, легко ведущийся на такую ленивую подделку. Но стоит сказать, это и правда выглядело атмосферно и красиво, а удовольствие от комфорта перебивало пластмассовый запах фальши.
Как и в местах, где мы останавливались прежде, отец взял два двухместных номера — и порывался поселиться со мной, чтобы капать на мозги по поводу «болящей» руки сутки напролет!.. К счастью, вмешался Кэмерон: сжав плечо супруга, он что-то шепнул ему на ухо, у того дернулись вверх брови, — и я бы подумала, что Кэмерон сказал ему нечто мудрое, если бы его рука, сползая с отцовского плеча, не перечеркнула грудь тягуче, давяще, с концентрированным желанием, заключенным в одном элементарном прикосновении… Нет, это была пошлость. Определенно она. И это сработало! Отец отдал нам с Люком по карте (дубликата ключей от нашего номера у родителей на этот раз не оказалось), и мы вдвоем поспешили заселяться. Я вышагивала впереди с картой; свою Люк нес в зубах, так как руки были заняты нашим багажом. Со стороны выглядело так, словно у меня завелся личный беллбой!
Номер был простой, комфортный, без роскоши — самое то. Две вполне обычные деревянные одноместные кровати, пара тумбочек, платяной шкаф при входе, письменный стол с вмонтированным в него зеркалом да стул. Два небольших, но очень удачно расположенных окна оставляли от стены всего ничего в качестве преграды для света, и потому он затапливал комнату, создавал иллюзию слабого сияния на наволочках и простынях, частично выглядывающих из-под покрывал с эмблемой отеля. Тут вообще везде она была: может, чтобы меньше воровали? А то так-то и тапочки нельзя с собой увозить (такие же, как и халаты с полотенцами, можно купить в фойе в качестве памятного сувенира), но некоторые постояльцы в своей наглости заходят куда дальше: из номеров вполне могут пропасть занавески, подушки и даже стул (в развинченном виде). Возможно, поэтому здесь он всего один: вполовину меньше трат на стулья при столкновении с подобными изобретательными жадными ворами.
Багаж отправился дремать на дно платяного шкафа; уморившийся Люк облегченно плюхнулся на ближайшую кровать и таким образом безмолвно забил ее для себя. Я подошла к соседней, замерла у окна. Внизу отчетливо был виден внутренний двор: темно-зеленая листва волновалась на наверняка приятном для кожи ветру, прозрачная вода играла световыми сетчатыми узорами в синеватых бассейнах. Какой садизм…
— А чего ты в штанах? — поинтересовался Люк, когда я поникше села на свою постель; матрас задорно запружинил в ободрении.
— Я не могу сказать, это личное… — буркнула я под нос, и Люк приподнялся на локтях, не спуская с меня глаз.
— Ну, раз так… Но снимай их и скажи, где в чемодане у тебя купальник: я помогу переодеться.
— Я не буду плавать.
— Почему?! — переспросил он таким тоном, будто я призналась, что собираюсь проглотить щенка.
— Потому что у меня сломана рука! — сердито обернулась я вполоборота.
— Ну и плевать, пакет повяжу, ни одна капелька на гипс не попадет!
Он самолично вытащил на свет мой чемодан, открыл податливую молнию среднего отделения и принялся копошиться в моих вещах.
— Дело не только в этом!..
— А в чем еще?
— Я не… — От колючего, как еж, стыда, застрявшего где-то между горлом и грудью, я закусила нижнюю губу. Люк, по-прежнему согнутый над моим чемоданом, вопросительно уставился на меня. — …Я не могу побрить ноги, ясно?.. А значит, не могу надеть купальник…
— Можешь, конечно! — фыркнул Люк. Поиски его быстро увенчались успехом: он нашел купальник, нижнюю его часть кинул на край моей кровати, а лифчик после непродолжительных раздумий зачем-то приложил к себе поверх футболки и повернулся к зеркалу. — Мне идет? — с широчайшей улыбкой озадачился он. — Или считаешь, что кокосовый лифчик и юбка из травы будут смотреться лучше?
Тихий, приглушенный смех вырвался наружу из моих легких как пенистая волна, которая смогла-таки протиснуться меж скал — меж разочарования в себе, психологической усталости, печали и сожалений… Погрустнела я быстрее, чем сделала новый вдох, и Люк расстроенно опустил руки, сжимающие мой бюстгальтер, переступил через чемодан, случайно пнув его, и уселся рядом на мою постель, плечом к плечу, комкая верх купальника.