Сплошной обман

— Да, да, было такое. — Преподобный Хам поставил чашку, задев за край блюдца и чуть не устроив кофейный потоп. — Как красиво было обставлено то злодеяние! К сожалению, в нынешних убийствах начисто отсутствует изящество. Будучи священником, я, конечно, не могу одобрять нарушение одной из Божьих заповедей, но…

Что–то слишком часто он поминает о своем сане.

— Мы вас понимать, сэр. — Герр Вортер пожирал глазами вовсе не преподобного Хама, а Примулу. — Либо ваши враги пусть сами ходить навстречу гибели, или покончить с ними раз и навсегда.

Я с удивлением заметила, как по лицу Примулы скользнула легкая улыбка, которую она быстро смахнула рукой. И тут же скорее услышала, чем увидела, как поднимается со стула преподобный Хам. Когда я все–таки перевела на него взгляд, тот стоял, судорожно вцепившись в пряжку ремня. Нос его покраснел еще сильнее, но остальная часть лица приобрела какой–то неприятный зеленоватый оттенок.

— Прошу прощения, мне очень неловко… Крепко сжав ноги, он короткими шажками засеменил к дверям, приведя гостей в полное изумление.

— Надо же, — хохотнул мистер Уитби—Браун. — Я видел много людей, которые не могут удержать в себе выпитое и съеденное, но чтобы до такой степени…

Вспышка молнии прорезала освещенную лишь свечами гостиную, заострив удивленные лица сидящих за столом. Все гости были искренне поражены столь стремительным исчезновением священника, но помалкивали — судя по всему, вопрос, куда отправился преподобный Хам, был не из самых приличных. Молчание нарушила Гиацинта Трамвелл:

— Не сочтите это за неуважение к Этерельде и Годфри, но в том убийстве не было ничего выдающегося. За исключением, конечно, этого вычурного штриха — канализационной трубы. Старший сын грозится жениться на какой–то совершенно немыслимой девице, и семейство, коротая вечер за бокалом рейнвейна, решает претворить в жизнь фамильный девиз "Бей мечом, пока горячо". Да–да, дорогой Годфри, — она наклонила голову, — я хочу сказать, что ваше маленькое убийство не настолько жуткое, как… в некоторых других английских семействах.

Годфри надулся и открыл было рот, но тут к нему подплыл дворецкий и заунывным голосом сообщил новость: преподобный Хам внезапно вспомнил, что сегодня праздник святого Витта, и приносит всем извинения за свой скоропалительный уход. Жаль, что рядом нет папы! Я встретилась взглядом с Энгусом, и мне захотелось спросить его, о чем он думает. Если преподобный внезапно почувствовал себя плохо, почему он постеснялся сказать об этом прямо?

— А-а, невелика потеря! — Годфри с шумом вздохнул и жеманно поджал губы. — Признаться, я не хотел приглашать этого зануду, но он буквально на коленях умолил меня.

— На коленях? Наверное, в силу привычки! — презрительно фыркнул мистер Уитби—Браун. — Наши церковники привыкли выпрашивать свое жалованье[9].

Настроение компании быстро изменилось, веселье нарастало. Казалось, во всеобщем оживлении не участвовали только миссис Гранди и я. Поднявшись с места, хозяйка дома сказала:

— Дорогой Годди, я знаю, когда старая мамочка становится лишней. Тебе нет необходимости просить медсестру Крампет провести со мной остаток вечера, я сама ее навещу.

Заскрипели стулья, гости вскочили, наперебой желая миссис Гранди спокойной ночи. Энгус потирал руки, как он часто делал, когда у заднего входа в "Наследие" его поджидала ценная посылка. Может, когда Энгус упоминал про свой загадочный порок, он имел в виду карты, а вовсе не коллекционирование часов? Миссис Гранди наклонилась, чтобы отдельно попрощаться со мной.

— Помните, милочка, не надо вести себя как чужая на этом празднике жизни. Некоторые испорченные люди называют меня слишком ревностной матерью, но я хочу всего лишь, чтобы мой малыш Годди был счастлив… а вы такая хорошенькая!

И она заковыляла прочь. Энгус опередил ее и распахнул двери гостиной.

— Уж теперь–то повеселимся! — Годфри восторженно взмахнул руками, словно крыльями, и велел дворецкому принести еще бренди. Стол в дальнем конце комнаты был подготовлен для игры в карты. — Начнем-с? И помните, никакого нытья!

— Простите, но я должна объяснить…

Мое признание, что я не играю ни в вист, ни в бридж, оказалось обращенным поспешно удаляющимся спинам. Гиацинта, покопавшись в клетчатой сумище, достала из ее глубин какую–то тряпку, смахивавшую на пятнисто–коричневый флаг. Рисунок на "флаге" был такой запутанный, что ни один его участок не был похож на другой.

— Я совершенно не могу играть без вязания, — сообщила она деловито. — Но вы не волнуйтесь, это совсем не помешает. Я прекрасно умею вязать, зажав спицы под мышками.

— Как вам будет угодно, мадам, — раздался голос Фрица Вортера, — но не забывать, кое–кто считать игру в карты очень серьезной.

— Милейший, — раздраженно отозвалась Примула, в свою очередь порывшись в ридикюле и достав оттуда (к несказанному моему ужасу) зеленый защитный козырек, — мы тоже так считаем!

Я вздохнула. Ну что с ними поделать! Милые старушенции неисправимы. Разве смогу я праздно сидеть рядом, наблюдая, как ощипывают моих бедных голубок?

Глава девятая