Сподвижники де Голля

Так Мальро остался не у дел. Но он – натура увлекающаяся. Пока в стране принимается Конституция 1946 года и устанавливается Четвертая республика, писатель после долгого перерыва берется за перо. Он по-прежнему общается и переписывается с известными французскими писателями. Но сам не намерен больше писать романов, а хочет представить свое видение искусства. Мальро часто говорил: «Для меня искусство – то же самое, что для других религия». Он ведь с ранней молодости был захвачен красотой творений живописцев и ваятелей разных времен и цивилизаций. Мальро писал о произведениях искусства и творчестве известных художников и скульпторов еще до войны. Теперь он решил посвятить искусству целую серию трудов. Свою первую книгу писатель называет «Психология искусства». Одна ее часть, «Воображаемый музей», вышла в свет в 1947 году, вторая, «Художественное творчество», – в 1948-м и третья, «Цена абсолюта», – в 1950 году. Впрочем, как замечает известный российский литературовед Л. Г. Андреев, «эстетическими трудами назвать эти работы трудно, собственно теория искусства в них не содержится. Скорее это публицистическая эстетика, или эстетическая публицистика, определение функции искусства в мире…» Для Мальро, пишет французский историк искусства Жермен Базен, «каждое произведение искусства уникально и никак не связано с какими бы то ни было феноменами цивилизации и культуры». Оно, конечно, верно. И если человеческая личность, герой любого романа писателя, всегда находится в схватке с судьбой и борется за свою жизнь, то в искусстве, по мнению Мальро, «судьба отступает». Искусство бессмертно, оно – «антисудьба»[134].

Покa Мальро размышляет о непреходящих ценностях искусства и о том, что гениальные творения человека дают ему бессмертие, де Голль начинает думать о возвращении к власти. После отставки генерал жил в своем имении Коломбэ-ле-дёз-Эглиз. Он пригласил туда верных сторонников, давно именовавших себя голлистами, и заявил им, что хочет создать и возглавить объединение, главной целью которого станет борьба за отмену Конституции 1946 года и установление во Франции сильной исполнительной власти. Среди призванных в Коломбэ оказался и Андре Мальро.

Официальное заявление о создании новой организации – Объединении французского народа (РПФ) – де Голль сделал в апреле 1947 года. Так генерал и его сторонники объявили «войну» Четвертой республике и ее слабой «системе партий». Голлисты стремились к решению поставленной задачи путем завоевания большинства мест в Национальном собрании и после этого проведения коренной реформы государственного устройства Франции. Председателем РПФ стал сам де Голль, генеральным секретарем – Жак Cyстель. Был также создан Комитет управления из тринадцати человек, в который вошел Мальро. Генерал возложил на него важную задачу по пропаганде целей РПФ и организации съездов объединения. Писатель был очень доволен. Он видел в идеях РПФ дух бунтарства. Мальро занялся изданием газеты РПФ. Сначала она называлась «Искра», затем – «Объединение».

Писатель со своими помощниками по пропаганде отказался разместиться на улице Сольферино, в штаб-квартире РПФ. Он устроился обособленно, на углу площади Оперы и бульвара Капуцинов. Мальро со свойственной ему независимостью хотел работать в таком месте, где бы «царствовал» только он один. В небольшом кабинете писатель принимал своих соратников по РПФ. Некоторые из них оставили небольшие зарисовки об этих встречах. «Он никогда не мог долго находиться за письменным столом, – пишет Андре Асту, – ему просто не сиделось на одном месте. Расхаживая все время из угла в угол, он говорил, курил, тяжело дышал. И это все одновременно. Как только его сигарета истлевала наполовину, он ее гасил и зажигал новую. В облачках дыма его пылкие, острые, звонкие слова как бы подскакивали. Тембр его голоса был словно из другого мира. Все в нем было таким конвульсивным, как будто он постоянно порождал идеи. Как он умел покорять! От него исходил просто ошеломляющий шарм, а слова вылетали из его рта целым каскадом. Казалось, что какой-то внутренний щелчок выталкивает из него мысли в бешеном ритме, и даже сам он не может их контролировать»[135].

Когда писатель появлялся на заседаниях Комитета управления, он также производил на всех присутствующих чарующее впечатление. «Андре Мальро, – вспоминал Леон Ноэль, – всегда нас поражал и восторгал магией своего слова, богатством эпитетов и неожиданностью искрометных замечаний, которые взмывали в воздух словно фейерверк. Контраст между его романтической манерой говорить и четкими, точно подобранными формулировками генерала де Голля свидетельствовал о том, насколько разными были эти две удивительные индивидуальности. Их всегда связывало взаимное восхищение, и благодаря им наши заседания превращались порой в праздник разума»[136].