Ответ на этот вопрос Том и так знал, но ему хотелось видеть, как Джон ответит, как скажет "да", как на его лице отразится то, что Том хотел видеть больше всего: удовольствие. "
Том медленно облизнул губы, предвкушая ответ и удовольствие. Взгляд Джона прикипел к его губам, затем ушёл в сторону, Джон заметно занервничал, а Том широко улыбнулся. "
Но Джон снова попытался уйти, и это ему почти удалось.
Что в такие моменты делают обычные люди? Слушают музыку, смотрят фильмы, распластавшись на диване, словно мёртвые рыбины на витрине? Что ещё нужно сделать, чтобы детектив Джон Саммерс сдался?
Джон был не готов, и Том ненавидел его за это. Тому приходилось юлить, врать, принимать правила игры: отступать, чтобы быть рядом.
И снова поцелуй. И снова отказ. Том еле сдержался. Он злился, молча варился в своём бешенстве, но сдерживал себя. Потому что то, что он хотел получить от Джона, было больше. Гораздо больше.
Когда их губы соприкоснулись, когда Том телом коснулся оголённой кожи Джона, ему довелось испытать самое яркое из всех чувств, что он когда-либо испытывал. Это было что-то неизвестное, неизведанное, и Том захотел испытать это чувство снова, но испытать его полноценно – всё целиком!
Том хотел Джона Саммерса…
И это желание было настолько сильным, что, когда Джон сказал: "Нет!", Том смиренно согласился переночевать. Просто переночевать и всё…
Но ночью, лёжа на диване и разглядывая белоснежный потолок, покрытый разводами световых бликов уличных фонарей, Том боролся с дикой жаждой: пойти в спальню Джона и заставить его сожалеть о своём отказе. Его остановило желание. Желание добиться своего, прогнуть Джона, заставить его делать то, что Тому хотелось, желание заполучить Джона целиком и полностью, желание почувствовать, каково это "быть с Джоном Саммерсом".
Без сна проворочавшись до утра на жёстком диване, Том ушёл, горячо желая лишь одного: убить и Джона Саммерса…
* * *
– Добрый вечер, сэр! Что будете пить?
Детектив оглядел стойку, но знакомую фигуру за ней не обнаружил.
– Виски со льдом, – сказал он. – А где Кевин?
– Он взял пару дней за свой счёт. Будет только в понедельник. – Бармен налил ему выпить. – Что-нибудь ещё?
– Нет. Спасибо.
Джон поднял стакан и отпил. Без Кевина было непривычно. Не было двусмысленных шуточек и наглого, проникающего под одежду взгляда. Джон бросил на стойку оплату и вышел.
Он сегодня даже не заезжал домой, сразу с работы рванул сюда. Чего он хотел? Увидеть Кевина? Перекинуться с ним парой слов? Получить от него порцию язвительных насмешек? Позволить ему снова до себя дотронуться?
Сворачивая к себе, он сразу увидел у дверей знакомый силуэт. Подъехал, припарковал машину и вышел.
– Привет.
Голос Кевина прозвучал тихо, будто он извинялся за свою наглость.
– Привет, Кев.
Они стояли у его дома и не торопились заходить внутрь. Джон закурил. И снова этот взгляд. Сначала раздражённый, когда поймал в фокус сигарету, потом «голодный», когда проследил за тлеющим огоньком и остановился на губах Джона. Кадык Кевина скакнул вверх-вниз, сглатывая желание, и Джон не сдержался. Окурок полетел на асфальт, а он, в два шага оказавшись около Кевина, сгрёб его в объятья и поцеловал.
Они сплелись телами, руками, языками. Казалось, им не хватало этого всю жизнь: возможности касаться там, где хочется, и целовать так, как хочется – сильно, страстно, нагло.
Джон достал из кармана ключи, но никак не мог попасть в замочную скважину. Его отвлекали жаркие чужие руки, гуляющие по груди поверх рубашки; отвлекали губы, требующие большего здесь и сейчас.
Кевин отступил в сторону и крутанув Джона, поставил его на своё место – к двери в дом, зажал запястье, вырывая ключи, и, не глядя найдя в связке единственно верный, открыл дверь и затащил Джона внутрь.
Когда дверь захлопнулась, на пол полетели ботинки, рубашки и брюки. Пытаясь хоть как-то притормозить происходящее и успеть подумать о последствиях, Джон отстранил от себя Кевина и внимательно, насколько это позволяла сделать тёмная прихожая, разглядел. Высокий, широкоплечий, с тёмной взлохмаченной шевелюрой, он казался сейчас каким-то демоном. И тёмные, чёрные в проникающем из гостиной скудном свете глаза лишь усиливали это впечатление. Но эти губы и то тепло, которое Джон чувствовал даже на расстоянии, – всё это манило к Кевину с невероятной силой.
Джон сглотнул.
– Чёрт! – сказал он, описывая то ли ситуацию, то ли человека, стоящего перед ним.
– Он самый, – зловеще подтвердил Кевин.
Он отпихнул руку Джона, держащую его на расстоянии, и прильнул к нему. Он целовал его губы, щёки, шею, ключицы – всё, до чего мог достать здесь, сверху.
– Хочешь, я покажу тебе спальню? – спросил Джон, чувствуя, что его возбуждение давно пора выпустить из штанов.
– Хочу начать здесь!