Сполохи (Часть 3)

- Здравствуй, Федот, святая душа. Давно ль с Москвы? - тихо молвил Никанор, невольно вздрагивая от омерзения.

- Не здесь, владыка, не здесь, - юродивый быстро оглянулся и торопливо шепнул: - Письмо тебе принес от отца Аввакума.

- Чего же ты боишься? Протопоп Аввакум нынче по всей Москве в чести10, а ты словно о разбойнике шепчешься.

- Эх, отец Никанор, был он в Москве, а ноне в другом месте обретается. Сызнова сослали отца нашего, благодетеля, на сей раз в края холодные и темные, в Мезень дикую.

Отец Никанор прикусил губу. Недолго тешился свободой любезный друг Аввакум. Стало быть, снова началось на Москве лихо.

- Ступай за мной в келью, - сказал он юродивому и скорым шагом направился к Святым воротам...

Оставшись один, отец Никанор осторожно развернул послание, стряхнул в огонь вшей, прятавшихся в складках бумаги, водрузил на нос очки и углубился в чтение. Потрескивали угольки в печи, за стеной слышались мягкие шаги Фатейки Петрова, тикали часы в футляре, похожем на гагачье яйцо. Несколько раз в келью заходил Фатейка, зажег свечу, спрашивал, не надо ли чего, но отец Никанор не слышал его, не отвечал. В сбитом, путаном слоге, так непохожем на четкий и ясный язык протопопа, нить повествования терялась, рвалась, уступая место негодующим выпадам и страстным проповедям, - видно, ударили Аввакума крепко, - и, лишь в третий раз прочитав письмо, отец Никанор понял смысл Протопоповой просьбы.

"...коли же изволишь ты богу служить, о себе не тужи и за мирскую правду положи душу свою, якоже на Москве супротив опричнины святый Филипп. Против церковного разврату много не рассуждай, иди в огонь. Бог благословит и наше благословение есть с тобою во веки веков. Аминь!.."

- Давно ли, друг мой, призывал ты изменить нравственность, а ныне кроме борьбы выхода не видишь, - прошептал отец Никанор. - Но рано мне идти в огонь. Рано.

Снова вошел Фатейка, неся охапку дров, бросил их перед топкой Отец Никанор вздрогнул.

- Напугал, бес! Потише не можешь?

- А я уж подумал, не помер ли у меня хозяин. - Фатейка опустился на колени, полез под кровать, вытащил оттуда мягкие оленьи туфли. - На-ко, надень, застынут ноги-то.

Отец Никанор уложил послание в шкатулку немецкой работы.

- Ты, Фатейка, поди-ка сейчас в кельи да передай дьякону Силе, братьям Корнею и Феоктисту, что после вечерни буду я молиться в приделе Иоанна Предтечи, в соборе...

Это было привилегией, купленной за деньги, - молиться в приделе собора, когда в том станет нужда. Поднимаясь по крутой лестнице, выложенной в толще стены, отец Никанор услышал внизу какой-то шорох. "Крысы", подумал он и продолжал подъем, осторожно нащупывая носками каждую ступень...

В приделе могильная тишина. Чуть теплится огонек в закопченной лампаде, освещая слабым светом лик мученика. Остальные иконы в тени.

Отец Никанор прислонился к косяку решетчатого узкого окна, сильно потер лоб и стал ждать.

Вскоре появились иноки, молча остановились посреди придела. Отец Никанор заговорил, словно продолжая прерванную беседу:

- Протопоп Аввакум пишет: Никону готовят судилище, однако на Москве вновь смутно, поборники истинной веры отринуты от церкви. Еще не забыт медный бунт, и народ обретается в страхе. Знамя же старой веры упало, и некому его подхватить. И я, человек смертный, подобный всем, потомок первозданного земнородного, скорблю о том. Но наступила пора вступить в борьбу соловецкой обители, вспомнить благодатные деяния архимандрита Ильи и завершить славное дело, иначе беззаконие опустошит землю и злодеяние ниспровергнет престолы сильных.

Бледный долгоносый инок с густыми сивыми бровями, нависшими над глазами, как крыша, сказал:

- А разве сейчас монастырь не стоит твердо в старой вере, ужели станем сомневаться в деянии архимандрита Варфоломея и черного собора?

Цепко ощупывая чернеца взглядом, отец Никанор проговорил:

- В том не приходится сомневаться, но запомните мои слова: пройдет совсем немного времени, и Варфоломей отречется от истинной веры и от вас всех. Так-то, брат Феоктист.

- Но это нужно доказать, - упрямо молвил монах.

- Неужели мало того, что Варфоломей был поставлен в архимандриты никонианской духовной властью. Дьякон Сила, не он ли велел тебе служить по новым богослужебным книгам?

- Да, было так, - подтвердил дьякон, - но я того не сделал и назвал его еретиком при всех священнослужителях.

- Вот видишь, Феоктист, - мягко произнес отец Никанор, - зря усомнился ты в моих словах.

- Однако что можем сделать мы одни?

- Верно, - поддержал Феоктиста Корней, - без бельцов, без мирян, без крестьянства вотчинного нам не обойтись.

- Наступает пора будоражить людские умы. Возьмите всеоружие - ревность свою, облачитесь в броню - в правду, возложите на себя шлем нелицеприятный суд, поднимите непобедимый щит - святость, и изострит, как меч, свой строгий гнев господь, и мир ополчится с вами против безумцев.

- Значит, будут жертвы, - произнес Корней.

- Будут, - уверенно сказал отец Никанор.

- И нельзя без них обойтись? - задумчиво проговорил Корней.