Сполохи

Бориска глядел на него широко раскрытыми глазами, не дыша, не двигаясь с места. Спросил, но голос сорвался на шепот:

— Что ж там?

Денисов сунул ендову с баклагой в мешок, скрутил его, перевязал везивом.

— А не забоишься, как скажу?

— Не… — Бориска замотал головой, хотя у самого дрожь пробежала по спине.

— Не к ночи быть сказану, темно дело свершилось… Суседствовал со мной один охотник, Африканом звали. Ходил за зверем да дичью в тутошних местах и далече. Удачлив был. Бесстрашен. На медведя с рогатиной один хаживал… Разбогател. Семья у пего была невелика — женка да сын. Когда ему за сорок перевалило, женка возьми да помри. Хворь у ей кака-то бабья была, через ту хворь и дитёв боле не рожала. Африкан жену схоронил, а избу со всем двором на этот берег и перевез… А потом дернуло его невесту себе искать. С того все и пошло…

Мастер помолчал, подтянул сапоги.

— Словом, сгиб Африкан на охоте, а как — никто не ведат. Сын его, Федька, тож сбежал невесть куда. Осталась в избе одна невеста. Люди бают, что она всему виной. Ведуница, мол, с нечистым знается. Сказывают еще, будто для того, чтоб ружье у Африкана и вовсе без промаха било, велела-де она ему стрелять в образ пресвятой богородицы… Вот и дострелялся.

— А ты как судишь? Веришь ли тому? — прошептал Бориска, но ответа не дождался. Денисов молча собирал инструмент.

Ночная тьма задавила сумерки. Лениво плескала в берег река, кусты шуршали черными ветками…

3

Наговорил мастер на ночь, и худо спалось Бориске одному в срубе: разная пакость мерещилась. Ворочался с боку на бок, пробуждался от каждого шороха — сам виноват: напросился на россказни. А невеста Африканова из головы не выходила, застряла крючком — не выкинешь. И стало думаться о ней днем и ночью — чем дальше, тем больше.

Денисов к тому разговору не возвращался. Как ни пытался Бориска всякими намеками привлечь внимание мастера к Африкановой невесте, тот упорно отмалчивался, и нельзя было добиться от него ни единого слова.

Запретный плод всегда сладок, и все сильнее росло желание еще раз встретить ту женку, глянуть в ее лицо, которого так и не рассмотрел тогда. В мыслях-то представлял ее парень по-разному: то являлась она перед ним в образе прекрасной царевны Алый Цвет, сказку о которой, бывало, много раз слышал от матери, то вдруг оборачивалась страшной ведьмой с долгим рыхлым носом и кривыми зубищами. В конце концов он не выдержал и решил подкараулить Африканову невесту.

Чуть свет поднялся, сунул за пояс топор и направился к Африкановой избе, но по дороге смекнул, что женка должна ходить по воду в одно полюбившееся место, потому и увидеть ее там легче всего. Скоро и впрямь нашел он дорожку, сплошь истоптанную малыми каблучками коваными, засел неподалеку в кустах и стал ждать. Но женка не пришла в то утро, и пришлось Бориске уйти ни с чем. На работу опоздал, мастеру с три короба наврал, будто дичь выслеживал. Денисов недоверчиво щурил глазки, но молчал.

Зачастил Бориска к тому месту. И вот как-то раз, продираясь сквозь кусты, вдруг почувствовал всем существом своим: тут она, тут!.. Остановился не дыша, медленно поднял глаза и увидел: у самой кромки воды стояла она. Та же белоснежная сорочка, тот же сарафан голубой, как июньское небо. Из-под жемчужного узорочья кики выбилась прядка темных волос, под густыми черными бровями, в ресничном пухе — синие, чуть с косинкой глаза, и еще заметил Бориска маленький белый шрам на смуглой скуле. Стояла она как молодая березка и, положив правую руку на грудь, тревожно смотрела на парня. Бадейки у ее ног были наполнены, из одной, косо осевшей в песок, тихо выливалась вода.

Бориска с трудом проглотил слюну, поклонился.

— Здравствуй.

— Здравствуй и ты, — сказала женка и опустила руку.

Парень переминался с ноги на ногу, хрустя сучками, покашливал, не зная, что сказать еще. Слова повылетали из головы, и он опять промямлил:

— Здравствуй.

Тем временем женка подцепила бадейки коромыслом, легко подняла на плечо и двинулась прямо на Бориску. Парень стоял как завороженный.

— Дай же пройти, — молвила она.

Голос у нее был низковатый, грудной.

Спешно отступил он на шаг, споткнулся и под звонкий смех рухнул спиной в кусты. А когда поднялся, женки уже не было.

Долго сидел Бориска на берегу, устремив невидящий взор на гладкую стремнину реки, раздумывал над словами мастера и старался внушить себе, что Африканова невеста никак не может быть колдуньей. Ведь она испугалась, когда вывалился он из лесу, растрепанный, точно леший, с топором за поясом. А разве колдуньи боятся кого? И уж наверняка могла бы она обратить его во что угодно. Нет, какая она ведуница — баба обыкновенная… И все-таки сомнение оставалось в душе, как ни старался он его заглушить. А еще он знал, что будет ходить сюда ежедень, чтоб хоть издали любоваться ею, потому что увидел Бориска в бездонных глазах Африкановой невесты судьбу свою и с той поры покой потерял…

Виделись они теперь каждое утро. Бориска с лица спал. Вставал затемно, нетерпеливо дожидался утренних сумерек и спешил к месту свидания.