Сполохи

— Выделите двух либо трех человек, с кем о церковном деле было б можно говорить немятежно и благочинно. Я человек старый, и вы меня вовсе оглушили.

— Ого-го-го! Мы тебя оглушим ослопом[155] по башке!

— Ату его, братцы, ату!

Приподнявшись на цыпочки, отец Сергий прокричал в самое ухо Никанору:

— Этак-то нельзя ничего решать! Пущай придут ко мне на беседу.

Никанор, подумав немного, согласно кивнул головой…

В келье, отведенной для государева посланника, всю ночь горели свечи и не утихали споры. Отец Сергий, несмотря на преклонный возраст и хлипкое здоровье, искусно вел словесный бой с черным попом Геронтием. При сем присутствовало несколько соборных старцев и Корней, лично посланный Никанором. Корнею было наказано следить за тем, чтоб в пылу спора не возникло драки, — и на старуху бывает проруха: разгорячатся старцы, вцепятся в бороды — хлопот не оберешься. Все-таки, что ни говори, отец Сергий самим государем послан, а Никанору ссориться с Алексеем Михайловичем было ни к чему…

Поблескивая карими глазами, Геронтий наскакивал на отца Сергия, как боевой петух. А уж заносчивости у нового казначея было хоть отбавляй.

— Прежде от Соловецкого монастыря вся русская земля всяким благочестием просвещалась. Стоял Соловецкий монастырь, яко столп и светило, и свет от него сиял. Вы же ныне у греков новой вере учитесь. А бывало, греческих-то властей к нам под начал присылали. Они и креститься-то не умели, так мы их тому учили. Потому запомни и передай на Москве, что мы не хотим нарушать древних преданий святых апостолов, святых отцов и святых чудотворцев Зосимы и Савватия и во всем будем им следовать.

Отец Сергий сощурил глазки, вытер платочком накопившуюся слезу и хитро глянул на Терентия.

— А скажи-ка мне, священнослужитель, наш великий государь — царь Алексей Михайлович благоверен ли, благочестив ли и православен ли?

Не посмел Геронтий возвести хулу на государя, хотя давно считал его не вполне православным, поелику[156] насаждает он на Руси новую веру.

— Благоверен, благочестив и православен и христианский есть царь.

— Та-ак, — потирая восковые ладошки, промурлыкал отец Сергий, — а повеления его и грамоты, которые к вам присланы, как думаете — православны ли?

Геронтий, поняв, что попал впросак, угрюмо молчал.

— Да какой он к бесу православный царь! — вдруг взорвался старец Епифаний. — Предал истинную веру! Никона осуждает и сам же догматы его по русским церквам вводит. Не царь — перевертыш!

Отец Сергий даже рот раскрыл, а Епифаний шпарил дальше.

— А что, — обратился он к старцам, — разве не правда? Ну-ка, скажите мне, где сейчас протопоп Аввакум? В Мезени протопоп. Вдругорядь сослали его за правду, кою он государю в глаза говорил. Так вот, я тоже на Москву пойду и заместо отца Аввакума стану государя-еретика в глаза корить. Пущай-ка ведает о себе, каков есть! А вы тут сидите, турусы разводите со старым дураком. Тьфу на вас, словоблудов!

Епифаний натянул потертую скуфейку, обдал притихших спорщиков брезгливым взглядом голубых, по-юношески чистых глаз и вышел, хлопнув дверью так, что посыпалась со стены штукатурка и усеяла плешь отца Сергия белой пылью.

Отец Сергий невозмутимо стряхнул пыль и как ни в чём не бывало обратился к Геронтию:

— Ин, ладно. Теперь обскажи мне, православны ли четыре восточных патриарха и наши российские преосвященные митрополиты, архиепископы, епископы и весь преосвященный собор?

Слова Епифания как-то повлияли на монастырских старцев. Стыдно им стало за свои сомнения, но они все еще осторожничали, и Геронтий проговорил:

— Прежде-то святейшие патриархи были православны, а ныне — бог их ведает. Российские же архиереи и весь священный собор православны.

Опять отец Сергий весь расплылся в улыбочке.

— Так почто же опасаетесь принять повеление, за их святительскими руками присланное?

Геронтий выглядел дурно. Прежде чем ответить, чесал в затылке, смотрел в угол, словно там было написано, что надо говорить.

«Припер его отец Сергий к стенке, — думал Корней, с усмешкой наблюдая за потугами уставщика, — а еще златоустом кличут».

— Повеления их не хулим, но новую веру их и учение не приемлем, промямлил Геронтий.

— А разве это не одно и то же? — живо спросил отец Сергий.

— Держимся мы старых преданий святых чудотворцев, и за их предания хотим все умереть вожделенно.

Корней смотрел на Геронтия и удивлялся: «Да что он, ошалел совсем? Несет ересь какую-то. Надо же!»

Отец Сергий положил перед собой на стол толстую книгу.

— Вот, привезли мы псалтирь со восследованием святого Зосимы-чудотворца. Приемлете ли ее как святую и честную?

Геронтий обалдело посмотрел на книгу.

— Слыхали мы, что такая книга есть, а кто написал, нам неведомо.

— Так ведь по ней Зосима правил службы всякие.

— И это нам неведомо. То делалось давно, егда нас и не было.

Отец Сергий вздохнул, пожевал губами и сказал:

— Не разберу я, вы все в самом деле дураки али только притворяетесь оными.

— Ну ты, сморчок, не замай, дух вышибу! — вскочил с места дьякон Сила и двинулся к архимандриту, но на пути встал Корней.

— Вижу я, далеко зашли, преподобные, дальше некуда. Пора и отдохнуть.