— Во время нашего знакомства она была общительнее. Представляешь, — он чуть наклонился вперед к Аньке и заговорщицки зашептал, словно сообщал большую тайну. Морозова тоже нагнулась вперед, вовсю подыгрывая ему. Тане хотелось провалиться под землю: — она решила, что я играю в рок-группе, трахаю все, что движется и всё это под кайфом!
Аня расхохоталась, откинувшись на спинку стула. Когда она вновь смогла говорить, всё что удалось выдавить было:
— Не может быть! Моя тихоня Таня? Гроттер, я аплодирую стоя!
Рыжая, вновь преодолев соблазн покраснеть и чувствуя, как злость захватывает каждую клеточку её тела, обернулась к Глебу и едва ли не прошипела:
— Так и что тебе надо?
Парень, загадочно улыбаясь, достал уже знакомый блокнот и, найдя нужную страницу, вырвал и положил на стол.
— Помнишь, ты хотела свой портрет? Моё условие было узнать, как тебя найти. Теперь знаю, вот и возвращаю свой долг.
Злость внутри вдруг исчезла. Таня впервые с тех пор, как Бейбарсов присоединился к ним, подняла на него глаза. Действительно вспомнил. Тем временем Анька схватила рисунок и вполне искренне восхитилась:
— Правда Танька. Красиво-то как.
У Гроттер появилось жгучее желание выдрать свой портрет из рук подруги, а потом то ли разорвать на тысячу маленьких клочков, то ли прижать к груди. Пришлось сжать кулаки под столом.
— Спасибо. Я не думала, что ты помнишь, — она лукавила. Она хотела, чтобы он помнил. Хотела даже слишком.
— Я отдал тебе портрет, а мне не хотелось бы упустить такое лицо. Ты не против, если я нарисую тебя снова? — Бейбарсов вдруг стал абсолютно серьёзным и доверительно приблизился к Тане. Теперь их глаза были на одном уровне, и Тане стало тяжело дышать.
— С условием, что покажешь результат, — едва ли не впервые Гроттер жалела, что Анька не вмешивается. Разорвать сама этот зрительный контакт, от которого возникали совсем не дружеские мысли, она не могла. А Морозова, как назло, молчала и внимательно наблюдала, только вот уже без насмешливой ухмылки, как это было с Ванькой.
— Не сейчас. Сейчас ты будешь знать, что я тебя рисую, а потому будешь не такой естественной, как тогда. Но условия приняты. — Бейбарсов неожиданно мягко улыбнулся, а потом вдруг резко отстранился. Таня вдруг поняла, что они сидели так близко, что едва не касались друг друга лбами. — Мне пора. Приятно было познакомиться, — он не забыл кивнуть и Морозовой, сразу получив бонусную сотню очков в свою пользу.
— Ты попала, подруга. Капитально.
— Да, — выдавила Таня. С его уходом возвращалось умение дышать.
========== Глава 5. Поцелуи и свидания ==========
Кататься на коньках оказалось и сложнее, и веселее, чем могла представить себе Таня. Первые полчаса она корячилась возле бортика, боясь отпустить его и упасть. Ванька терпеливо скользил рядом, раздавая советы. Кажется, их число уже давно перевалило за пару сотен.
Потом девушка всё же решилась и отъехала на пол метра вбок, чтобы не срабатывал рефлекс схватиться хоть за что-то, и почти сразу едва не разбила нос о лед. Валялкин заботливо поднял и отряхнул её коленки от налипшего снега. В какой-то миг было дикое желание вернуться к бортику, но сработало чисто гроттерское упрямство — она не хуже остальных, которые катаются вокруг так, словно это легче, чем ходить. Поэтому она уцепилась в Ваньку и спустя всего десять минут смогла проехать метров десять самостоятельно.
Сам Ванька ехал перед ней спиной вперед, временами оглядываясь, чтобы никого не сбить. Внезапный всплеск злости, когда у Тани ничего, на её взгляд, не получалось, он сумел преодолеть, и теперь она смеялась, даже когда падала.
— Представляю, какого цвета у меня будут завтра коленки!
— Не волнуйся! Я не знаю никого, кто учился бы кататься и не падал. Представь, что рисуешь ёлочку на льду. Только не семени ногами, движения должны быть более длинные и плавные.
Когда объявили перерыв, чтобы обновить лед, Таня чуть ли не с наслаждением вцепилась в Ванькину руку и, используя его как тягач, всё же докатилась до выхода. Ноги ужасно болели, но настроение было отличное.
— Давай уйдем? Мне всё же комфортнее на банальной и скучной земле!
Спорить Ванька не стал. Он даже помог стянуть с усталых девичьих ног коньки и пошел сдать их, пока стопы Тани вновь привыкали к свободе. Вернулся он быстро и с обувью, которую они оставили в камере хранения. Девушка с удивлением и смущением наблюдала, как Валялкин навязывал шнурки на её кедах, временами поднимая на неё свои глаза цвета васильков. В них хотелось тонуть, бесконечно, без остатка.