Спор о соли и железе (Янь те лунь)

При Ван Мане (9 г. н. э.) запрет на куплю-продажу земли и рабов продержался всего три года, привел к бесчисленным нарушениям лицами из разных слоев общества — от министров до простолюдинов — и стал одним из источников возмущения землевладельцев против Ван Мана[162]. Следовательно, конфуцианцы находились в это время в более очевидной и тесной связи с государством, которое временно приняло их программу, чем с землевладельцами в целом, которых не устроило введение системы «колодезных полей». Ханьские конфуцианцы взяли эту систему из своей письменной традиции, она являлась фактом их идеологии, рассматривалась как идеальная[163] и неоднократно рекомендовалась престолу для немедленного или постепенного введения. Но едва ли она выражала интересы какого-либо класса ханьского общества.

Более успешной была легистская политика экономического регулирования, существенные элементы которого возникли еще при Цинь[164]; при Хань они были сперва частично упразднены, но постепенно возрождались, пока при У-ди Сан Хун-ян не развил их в систему, действовавшую 30-40 лет, прежде чем государство оказалось вынуждено отказаться от некоторых ее компонентов, сохранив другие. Эта политика не отвечала интересам богатых и могущественных простолюдинов как таковых. Она предусматривала ряд мер по перераспределению богатства, экономическому нивелированию. При этом преследовалась двойная цель — уравнять имущественное положение богатых и бедных простолюдинов («сделать равным многочисленный люд»), одновременно изыскивая средства на императорские расходы без ущерба для бедняков[165]. Теоретически такая политика должна была отвечать интересам мелких и малоимущих землевладельцев. Сан Хун-ян не меньше конфуцианцев осуждал лиц, несущих ответственность за концентрацию земельной собственности в деревне. Но в результате его политики на плечи земледельцев ложилось бремя эксплуатации государства в форме трудовой и воинской повинности, налогов, арендной платы казне[166] и т. п. Длительный отрыв от хозяйств, связанный с войнами, тоже не отвечал интересам непосредственных производителей.

Картина усложняется тем, что и в конфуцианстве, и в легизме выявляются идеи, отражающие интересы мелких земельных собственников, т. е. одного и того же класса, который оба учения стремились, каждое по-своему, оградить от посягательств богачей — «тех, что объединяют и совмещают в одних руках [прибыли от разных занятий и чужое имущество]». Оба учения также (вопреки мнению Ху Цзи-чуана) разделяли идею поощрения «основного» занятия — земледелия — и подавления «второстепенного» — ремесла и торговли[167]. Из этого следует, что связь конфуцианцев и легистов с государством непосредственна и очевидна, а с классами и социальными группами частных собственников размыта и в лучшем случае может быть описана как частичное отражение в обоих учениях настроений и чаяний этих классов и групп, да еще при этом интересов одного и того же класса.

Когда в классовом обществе государство совершает действия, направленные на ограничение или отмену частной собственности, очевидно, оно не выражает классовых интересов частных собственников. Оно выступает как относительно самостоятельная по отношению к ним сила[168], которая ограничивает и даже ставит под вопрос их права собственности. Три года существования «колодезных полей» при Ван Мане показали, что империя способна выступать именно как такая сила, хотя одновременно выявили и всю относительность ее самостоятельности — реформа провалилась. Проводя политику экономического регулирования, империя тоже выступала как относительно самостоятельная сила, выполняющая редистрибутивные функции; ее сравнительно длительный успех на этом пути не в последнюю очередь объясняется тем, что перераспределение имуществ не наносило прямого ущерба классу мелких земельных собственников.