Спорим, что ты умрешь?

Брошенный законной блондинкой брюнет Каратаев верен данному слову (решительно напиться). Он сидит в гордом одиночестве, общается с бутылочкой крепкого напитка. Сильно пьян, но не буйствует. Шатен Пустовой, видя, как Виола льнет к Максимову, следит за последним с неприязнью. Хлопает стопарик виски и объявляет во всеуслышание, что пора бы познакомиться с горничной. Эх, губастенькая… Сразив соперника взглядом, уходит знакомиться с Ксюшей. Пять минут спустя возвращается с мучнистым лицом, падает рядом с пьяным Каратаевым, машет Ордынцеву: неси, да побольше… «Косяк стремный», – емко признается визави. Каратаев польщен, начинает объяснять угрюмому Пустовому, что чем меньше женщину мы любим, тем больше времени мы спим. Что спелая плюшка (равно как и драная блондинка с закидонами) – еще не повод, как говорили древние, задрав штаны, бежать за комсомолом, поскольку все они на поверку – последние твари, уж он-то знает, сам взрастил на груди гадюку, а с чего бы ему пить четыре дня? А пьянство, между прочим, непростое ремесло. Накапливаются токсины, образуется зависимость. Кому, как не ему, Владимиру Валерьевичу Каратаеву, бывшему наркологу, управляющему научно-техническим предприятием «Санария», основателю городской общественной организации «Здоровье нации» (а заодно и «совесть»), провальному кандидату в депутаты горсовета – об этом знать?

В противоположном углу в печальном одиночестве сидит старик Ровель – прямой, как штык, греет в ладошках бокал с вином. Вокруг старика – тяжелая аура. Никто к нему не подходит. Он вылитый Кощей – костлявый, тощий, с хорошо фиксированным пристальным взглядом. Проницает прямо вглубь – Максимов чувствует, как временами шевелятся волосы на затылке, а в голове со скрипом происходят сдвиги.

Охранник Шевченко прячется в полумгле, на краю барной стойки. Он тянет безалкогольный коктейль, исподтишка обозревая публику. У парня цепкий взгляд. Не дурак он вовсе – в отличие от большинства телохранителей с кругозором верблюда, способных только бить по неподвижной мишени, тупо заслонять патрона и при слове «библиофил» подозревать самое скверное…

Время несется как угорелое – временами кажется, что от циферблата исходит дуновение. Тяжело отслеживать ситуацию: девушка в объятиях – это положительный момент, но не способствует вдумчивому созерцанию. Интуиция подсказывает – что-то назревает. Интуицию не проведешь. Несколько раз он порывается сбросить с себя Виолу и объявить расслабленным людям, что все должны немедленно разъехаться. Но духу не хватает. Он может пережить собственное посмешище, но… разве кто-то уедет? Не поверят. Он сам не верит до конца. Глупая записка, где ни слова, кстати, про убийства… В конце концов, неужели ему больше всех надо? Полиция в курсе – он честно выполнил свой долг гражданина, но та и ухом не ведет. Администратор в курсе – но никаких адекватных телодвижений. Ровель что-то знает – молчит, зараза. Люди видели милицейскую машину – но возник у кого-то резонный вопрос?..

Хочется забыть о химерической опасности. Имеются все средства. Он увлекает Виолу за собой из бара. Девушка дрожит и в полутемном коридоре прыгает ему на шею. Жаркая борьба с проявлением бойцовских качеств, когда выигрывают все участники схватки… Пора заняться делом. Но не самое приспособленное место – этот чертов коридор. Лишь по причине природной скромности они не бросаются раздевать друг друга. Он ведет ее ускоренным маршем на второй этаж, мимо окон в глубоких нишах, мимо кухни, где гремит кастрюлями и напевает «Бесса ме мучу» кухарка Люсьен. Поворот ключа, лунный свет ядовито освещает романтичную кровать, с которой нужно лишь сбросить покрывало… Путь к кровати тернист и завален предметами туалета. Наутро Виола расскажет Максимову, что помимо месячного обучения в «Артдансателье» (стыдливое наименование школы стриптиза) она прошла «Ускоренный курс дамского танца», где в качестве «факультатива» учили раздеваться за сорок пять секунд. Страсть нахлобучивает, как колпак. А далее – по всем канонам, исключая лишь использование противозачаточных средств. Но Максимов глубоко убежден, что лучший контрацептив – это женские мозги, а впечатления полной дурочки Виола не производит…

Он приятно поражен, что будущая журналистка не только сексуальная фантазерка, но и неглупая девушка.

– Костя, ты знаешь, я тебе верю, – взволнованно сообщает Виола, садясь посреди постели и закуривая. – Это мрачно, но чертовски интересно. Ты не хочешь задуматься, что бы это значило?

– Я хочу выгнать отсюда всех людей – к чертовой матери, а особенно тебя, – ворчливо отзывается Максимов, отбирая у девушки сигарету. Что за порочная привычка курить в постели? Давно не вспыхивала?

– Но подожди… – она не замечает, что остается без вредной палочки. Мысли бродят в юной журналистской головке, отвлекая от пристрастия. – Ты уверен, что лично ТЕБЕ уделяется повышенное внимание. Фигурант неизвестен, но серьезен. Исходя из этого, тебя достанут в любом другом месте. Не в пансионате «Отрадное», так на работе. Не на работе, так дома. Неужели это лучше?