Посмотрим же, в чем обвиняют или упрекают Луку литературоведы, методисты и учителя. Прежде всего во лжи. Возьмем учебники для 11-го класса. Под редакцией А. Дементьева: «Дело в том, что утешения Луки основаны не на правде, а на лжи… Ложь старика играет реакционную роль». Под редакцией В. А. Ковалева: «Всё это утешительная ложь». Примеры можно множить. А в чем солгал Лука? Бубнов в упор спрашивает старика: есть ли Бог? Лука отвечает: «Коли веришь – есть; не веришь – нет…» Одним критикам ответ кажется уклончивым, лукавым, другим – правильным. Ночлежники не стали возражать, но ответ произвел впечатление: Бубнов промолчал, а Васька Пепел (ремарка) «молча, удивленно и упорно смотрит на старика». Задумался. Солгал ли Лука? Нет. Ведь вера потому и называется верой, что она не требует доказательств. Отношение к Богу сугубо индивидуально. Верующий человек не сомневается в существовании Творца, атеист отрицает Его. Лев Толстой писал: «Надо определить веру, а потом Бога, а не через Бога определять веру…» («Исповедь»). И еще – запись в дневнике Толстого 23 ноября 1909 года по поводу пьесы «На дне»: «Есть ли тот Бог сам в себе, про которого я говорю и пишу? И правда, что про этого Бога можно сказать: веришь в него – и есть Он. И я всегда так думал». Бог – в душе человека. Иные полагают, что Горький, как революционер и атеист, осуждал «странника» за такой «неопределенный» ответ Бубнову. Однако в эти и последующие годы писатель и сам был увлечен поиском новой религии, «богоискательством», «богостроительством», чего не мог ему простить Ленин. И даже Ниловна (и не только она) в романе «Мать», уже вовлеченная в революционную деятельность, «всё больше думала о Христе и о людях, которые, не упоминая имени его, как будто даже не зная о нем, жили – казалось ей – по его заветам… Христос теперь стал ближе к ней…» А в своей «Исповеди» Горький призывал: «…Единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела – всемирного богостроительства ради!»
Впрочем, соединение христианства и социализма было свойственно и русским революционным демократам XIX века.
писал Некрасов в стихотворении «Пророк», посвященном Чернышевскому.
Так что формулировка Луки вряд ли могла покоробить Горького в 1902 году, и не стоит к ней придираться.
Осуждая утешительство Луки (а это один из главных пунктов обвинения), критики традиционно следуют за горьковской самооценкой тридцатых годов: «Именно таким утешителем (то есть вредоносным. –
Я могу еще как-то понять тех, кто в сталинские времена не решался в своих исследованиях отступить от догм категорически заявленной Горьким концепции. Но в наше-то время что мешает переоценке? Да, Лука – добрый человек, говорит несчастным людям ласковые слова, утешает в беде, помогает; и люди, истосковавшиеся по человеческому отношению, заботе, сами просят, чтобы их утешили.
Наташа
. Господи! Хоть бы пожалели… хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы…Лука
. Человека приласкать – никогда не вредно… Жалеть людей надо! Христос-то всех жалел и нам так велел…