Спорные истины «школьной» литературы

В учебниках пишут, что Луке Горький противопоставил Сатина и что гордый Сатин разоблачает Луку: «Горький показывает в нем человека, при всех испытаниях сохранившего человеческое достоинство и веру в лучшую жизнь» (учебник Л. И. Тимофеева). «Знаменитый монолог Сатина о человеке, в котором он утверждает необходимость уважения вместо жалости, а жалость рассматривает как унижение, – выражает иную жизненную позицию» (учебник В. В. Агеносова). Но уж если Сатин и Лука антагонистичны, то положительной персоной будет, скорее, Лука. Кто такой Сатин? Такой же подонок, как и многие, если не хуже; причем если Лука призывает своим трудом добиться перемен в жизни и дает дельные советы (когда может это сделать), чуток и заботлив, то Сатин, эгоистично, грубо и высокомерно общающийся с ночлежниками, обзывающий их «скотами», «тупыми, как кирпичи», «огарками», «дубьем» и т. п., предлагает единственный выход – ничего не делать, «обременять землю», и сам не расположен трудиться. Убийца, пьяница, мошенник, равнодушно и жестоко относящийся к живым и погибающим людям, готовый за пятак на всё, – и это «человек, сохранивший достоинство и веру в лучшую жизнь»?! И он еще декламационно провозглашает уважение к человеку! Впрочем, в этом случае он повторяет мысли и слова Луки, и прав Горький, сказав, что они чуждо звучат в устах Сатина. Сатин берет под защиту Луку, называет его умницей, понимающим, что правда заключена в человеке и его возможностях, искренне жалевшим людей и только поэтому обманывавшим их, но вовсе не шарлатанившим.

Лука произвел сильное впечатление на Сатина, старик «из головы вон не идет». В известных монологах он по существу излагает постулаты Луки: и об уважении к человеку, и о том, что человек «всё может» (мысли Горького, некоторые из них дословно прозвучат через год в поэме «Человек»). Оправдав Луку и одарив его панегириком, а после одного из монологов предложив выпить за его здоровье, Сатин переходит к обобщениям, которые критиками восприняты как выпад непосредственно против Луки и его взглядов. Но было бы нелогично, сказав столько добрых слов о старике, тут же устроить атаку на него. Думаю, что не Луку имеет в виду Сатин. Да и сам Горький обмолвился: «Но из утешений хитрого Луки Сатин сделал свой вывод – о ценности всякого человека». Да, именно об этом неоднократно говорил Лука. Как видно, он в известной степени оказался наставником ночлежного оратора. «Человек – может добру научить…» – убеждал Лука. Чему-то научил Сатина, чему-то не успел научить. Упомянув о многих лжецах, Сатин быстро переводит монолог в классово-политическую плоскость: «Ложь оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего… и обвиняет умирающих с голода…» Лука к этому не имеет отношения: не оправдывал «тяжесть» и не обвинял «умирающих с голода». А в ночлежке есть всего один бывший рабочий – Клещ, бессердечный индивидуалист, о котором Горький в 30-х годах резко отозвался, отделив его от рабочего класса: «…новой правды он не чувствует и не понимает». Но и ему Лука ничего плохого не сказал и не сделал. Ложь, говорит Сатин, нужна тем, «кто живет чужими соками». Это можно отнести к ханже, крохобору и кровопийце Костылеву, к его остервенелой жене Василисе, но уж никак не к Луке.

Так из чего же следует, что Сатин в своем монологе развенчивает Луку, как нас уверяют многотиражные учебники? В пьесе должно было прозвучать осуждение лжи, прославление правды, возвеличивание человека, а сказать это было некому, не было среди босяков в пьесе достойных, и, как признавался Горький, он доверил свои мысли и слова недостойному Сатину – не герою.

Отношение к Луке – сеятелю добра, а не зла, к его идеям и поступкам пора пересмотреть, отказавшись от традиционной тенденциозности, предвзятости, упорного непонимания языка искусства. Восторжествует истина, Максим Горький – создатель умной, талантливой пьесы – не пострадает: его творение сказало зрителю больше, чем его же самооценки, мешающие объективному анализу произведения.

Загадки поэмы Блока

…Большевики правы, опасаясь «Двенадцати».

Александр Блок

Знаменитая странная, неразгаданная поэма Александра Блока. Прошло без малого девяносто лет со дня ее появления, а споры о «Двенадцати» продолжаются и разрастаются. К счастью, миновали те времена, когда дискуссии протекали так, как об этом сказано в известной грустной шутке: по-разному выступили Заяц, Ежик, Лиса и другие, а потом встал Лев и выразил общее мнение, после чего дискуссия прекратилась. Теперь дышать стало легче, однако еще не настало время для категорического суждения и исчерпывающего толкования «Двенадцати». И настанет ли? Но можно попытаться по крайней мере отсечь явно абсурдные и поставить под сомнение неубедительные высказывания о поэме, которыми изобиловали статьи, монографии и школьные учебники на протяжении долгих советских десятилетий.